Человек. Образ и сущность 2015. Гуманитарные аспекты. Человек ощущающий: Перцепция в современном гуманитарном знании

Представленная схема фрейма философской категории времени демонстрирует, что на общем фоне избранных индоевропейских языков метафизическому представлению о времени присущи такие атрибуты, как «цикличность», «изменение», «быстротечность» и «дискретность». Атрибут дискретности характеризуют два подтипа: «наполненность событиями» и «незаполненность событиями».

Вместе с тем философские концептуализации времени в отдельных языках не совпадают, и, как свидетельствует прототипический анализ, даже в общих атрибутах фрейма конкретные терминологические обозначения номинируют понятия о времени, абстрагированные от разных чувственно воспринимаемых вещей и действий. Метафизика времени, свойственная древнеиндийским диалектам, состоит из представления о времени как о цикличном, связанном с изменениями и быстротечном. В русском языке проявляется сходная концептуализация, за исключением атрибута быстротечности. Античное философское понимание времени, наоборот, объединяет в себе атрибуты дискретности в смысле временных отрезков, обязательно ассоциирующихся с некоторыми событиями, и быстротечности, так же как и понятие о времени, фиксируемое украинским и белорусским терминами. Латиноязычная метафизическая концептуализация времени, предполагая дискретность, тяготеет к аналогии с пустым пространством, т.е. содержит понятие о времени как о ничем не заполненных интервалах. Противоположным латинской концептуализации выступает понимание времени, обозначенное английским и немецким терминами, которое сводится к дискретности в смысле временных периодов и моментов, обязательно «наполненных событиями».

Схема 3

Фрейм философской категории ВРЕМЯ на материале индоевропейской языковой семьи

Как свидетельствуют результаты проведенного анализа, время в философском понимании концептуализируется двумя альтернативными метафорами: ВРЕМЯ – ЭТО КРУГ и ВРЕМЯ – ЭТО ЛИНИЯ, которые являются специфическими лингвокультурными метафорами так называемого «родового» уровня. «Родовая» метафора ВРЕМЯ – ЭТО КРУГ варьируется по двум направлениям и предстает как ВРЕМЯ – ЭТО БЫСТРО ВРАЩАЮЩИЙСЯ КРУГ / КОЛЕСО в древнеиндийских диалектах, а также как ВРЕМЯ – ЭТО ВРАЩАЮЩИЙСЯ КРУГ / КОЛЕСО на фоне тех славянских языков, где соответствующие термины происходят от праславянской основы *verme. Если вариации метафоры круга почти тождественны, общая концептуализация времени как линии характеризуется противоположными разновидностями: ВРЕМЯ – ЭТО СОБЫТИЕ в греческом, английском, немецком, украинском и белорусском языках, а также ВРЕМЯ – ЭТО ПУСТОТА (ПУСТОЕ МЕСТО) в латыни.

В отличие от древнеиндийского философско-мифологического мировоззрения, которое фиксирует представление о времени как об огромном колесе (прототипы «круг», «колесо»), которое пребывает в постоянном круговом движении (атрибут «цикличность»), античное понимание времени связано, прежде всего, с атрибутом «дискретности». Это, в свою очередь, формирует философское представление о времени как о временных отрезках, выстроенных в линейной последовательности. В попытке доказать иллюзорность движения ученик Парменида Зенон утверждает, что летящая стрела тем не менее пребывает в покое. Его аргументация сводится именно к дискретизации времени: в каждый момент времени стрела находится в конкретном месте, занимая отрезок пространства, равный ее длине. В то же время моменты времени суть не абстрактные интервалы, но соотносятся с событиями (вещами). Прототип «жертва» у германских терминов нем. Zeit и англ. time указывает на первоначальную ассоциацию с событием жертвоприношения, равно как и центральное значение «удар (в гонг)» у укр., блр. casъ, а прототип «рука» у гр. , вместе со значением соответствующего исходного корня ие. *^gher- «хватать», – на нечто, т.е. вещь, которую можно взять рукой. Описанное понимание времени представляет собой то, что принято называть «реляционной» концепцией времени Аристотеля: он не рассуждает о времени отдельно от событий и, указывая на необходимость времени быть посчитанным, имеет в виду именно исчисляемость вещей и событий [Аристотель, 1981, c. IV, 10–14].