Катер на воздушной подушке взял обратный курс. Как только путешественники отчалили от берега, где располагалась их последняя стоянка, Тина почувствовала, что напряжение, не отпускавшее ее всю последнюю неделю, наконец исчезло, и девушка откинулась в кресле, с облегчением думая о том, что скоро все будет позади. В ближайшие несколько дней после того, как сеньор узнал о ее самозванстве, Тина не раз пробовала объясниться, но он, судя по всему, явно желал пребывать в одиночестве, и, всякий раз как девушка начинала торопливо объяснять причины, побудившие ее пойти на обман, начальник экспедиции вежливо поручал ей какое-нибудь неотложное дело, а сам исчезал. Постепенно Тина уверилась, что Рамон не хочет слушать ее доводы в свою защиту, и в конце концов гордость возобладала над всеми прочими чувствами, так что девушка едва находила в себе силы и желание деревянным тоном бросить ему «доброе утро».
Много раз Тина спрашивала себя, почему в тот вечер Рамон встал на ее сторону и сказал Инес заведомую ложь, но, очевидно, ее любопытству было суждено так и остаться неудовлетворенным. Заявление сеньора потрясло тогда Инес до крайности, и на лице ее отразилась целая гамма чувств, но подозрения, что ее обманули, не было. Впрочем, если испанка и высказалась на эту тему, то лишь наедине с Рамоном, поскольку Тина не услышала от нее ни слова.
Если бы братья Бреклинги не окружили девушку вниманием, как только Тео снял осаду, остаток путешествия она провела бы в томительном одиночестве. И тем не менее неспособность скандинавов вести гладкую беседу по-английски вполне устраивала Тину. Душа ее погрузилась в столь глубокую депрессию, что никто, кроме юных фотографов, готовых довольствоваться улыбкой или согласным кивком, не понимая, что эта молчаливость вызвана душевной болью, а вовсе не языковым барьером, не пытался разговаривать с Тиной. Другие мужчины, уловив, что произошло нечто весьма неприятное, не стали навязывать девушке свое сочувствие. Все они избрали наилучшую в такой ситуации линию поведения — упорно не замечали скрытую напряженность и сосредоточенно работали, притворяясь, будто не видят ни грустно опущенных уголков губ, ни глубоких теней под глазами Тины.
Невероятно, но впервые в жизни девушка обнаружила, что ей безразличны новые экзотические растения и она проявляет к ним меньше интереса, чем любой непрофессионал, и даже постоянное недовольство собой не могло пробудить в ней интереса к исследованиям. Рассеянно блуждая по зарослям, Тина видела одно: как потемнело от гнева лицо Рамона, когда она попросила отпустить Тео. А когда это видение на время отступало, стоило девушке услышать голос сеньора или мельком увидеть его, как в ней с новой силой вспыхивала надежда. И всякий раз ее разочарование оказывалось еще мучительнее, а выносить его равнодушие — все нестерпимее, и тогда Тина заставляла себя идти с молодыми скандинавами на поиски новых необычных объектов для их фотокамер, снова и снова позировала, изображая горячий интерес к происходящему и пытаясь скрыть почти истерическое желание поскорее вернуться домой. А оно все росло и крепло день ото дня.
Но теперь девушка могла расслабиться; всего несколько часов до Манауса, а там — свобода. Урчание катера стало тише. Каждый осознавал, что их приключениям настал конец, опасности были смело встречены лицом к лицу, инциденты исчерпаны, и все испытывали удовлетворение от проделанной работы, а значит, от экспедиции в целом. Вскоре неизбежно нахлынули мысли о доме и о семье, всяк по-своему предвкушал встречу с близкими, и разговоры стихли, слышался только голос Джозефа Роджерса, отдающего команды, — они проходили последнюю речную стремнину.
Тине хотелось спать, и она задремала. Почувствовав, как кто-то трясет ее за плечо, девушка испугалась, что упустила нечто важное. Она сонно оглянулась, и лишь когда Jlapc Бреклинг с улыбкой кивнул на иллюминатор, все поняла. Шум моторов затих — они прибыли. Под смех и веселую болтовню катер быстро разгрузили. Все истосковались по комфорту: ванне, удобным мягким постелям, вкусной еде, свежей одежде. Всего одна крохотная пешая прогулка — и по-настоящему вернутся к цивилизации. Путешественники едва могли дождаться этой радостной минуты.
Но прежде чем все побежали в гостиницу, к ним обратился сеньор. Стоя на палубе катера, он оглядел взволнованные лица и с улыбкой объявил:
— Я не хочу сдерживать ваш порыв к плодам цивилизации, но должен напомнить на случай, если кто-то намерен завалиться в постель, и надолго, что сегодня вечером в гостинице в нашу честь будет устроен ужин, и надеюсь увидеть там всех. Вечер посетят наиболее видные и высокопоставленные лица города, так что, боюсь, форма одежды — официальная. — Мужчины тотчас взволнованно загудели, и сеньор Вегас насмешливо добавил: — Это вновь превратит вас в истинных джентльменов. А я не намерен возвращать вашим семьям орду дикарей!
Потом под оживленный веселый шум Рамон спрыгнул с палубы и повел их к отелю.