Полилась нежная таджикская мелодия, а танцовщица, подняв над головой бубен, словно лебедь, поплыла по поляне. Все узнали в ней сестру госпиталя Хадычу Авезову.
Танец кончился. Хадыча передала бубен юношам.
К ней легким шагом подошел Чары Кабиров и весело запел на родном языке. Вторую часть куплета Хадыча продолжила по-русски:
И снова запел Чары, озорно улыбнувшись; подхватывает Хадыча:
Раздался гром аплодисментов и крики: «Еще, повторите, браво, молодцы!»
Все время пока шел концерт, поодаль на пригорке сидел Абдул Юсупов, дехканин лет пятидесяти с черной окладистой бородой и голубыми глазами. Он внимательно слушал, часто поворачивал голову в сторону, и тогда довольная улыбка пробегала по его лицу.
Там он видел военный городок, творение рук своих. Клуб, казарма для красноармейцев и навесы для коней выделялись на фоне дехканских кибиток своей добротностью, большими окнами и новизной.
В первые же дни по прибытии полка в кишлак приехал комбриг Томин. Он распорядился построить военный городок. Оставаясь в гарнизоне, Томин ночевал у Абдула Юсупова, и при свете каганца, похрустывая гандумбурьеном — поджаренными зернами гороха, пшеницы и кунджита, они мирно беседовали до полуночи.
По случаю окончания строительства комбриг распорядился провести торжество, прислал из Куляба рис, корову: приехали самодеятельные артисты.
На поле Абдулы Юсупова растет отменный ячмень, а земляки оказали ему большое доверие, избрав председателем кишлачного Совета. Как же не быть довольным жизнью старому дехканину?
— Война войной, а жизнь идет, — проговорил Томин, подъезжая к «театру» под кронами чинар.
— Жизнь, сынок, всегда сильнее смерти, — отозвался Султанов.
Всадников увидел командир эскадрона.
— Встать? Смир-р-р-нно! — громко скомандовал он.
— Вольно. Продолжайте представление, — распорядился Томин, слезая с коня.
Когда концерт закончился, на поляну вышли Томин, Султанов и председатель кишлачного Совета Юсупов.
— Дехкане, братья! Сегодня мы получили ответ Ибрагим-бека на обращение трудящихся-дехкан и рабочих о прекращении борьбы, — обратился Томин.
— Ибрагим-угры[14]
, а не бек, — послышалось из толпы. — Вор он, разбойник!Томин вытянул руку. Шум утих.
— Так вот послушаем, что ответил на мирное предложение народа Ибрагим-бек, или как теперь его все называют Ибрагим-вор. Прочитайте, отец.
Худайберды начал читать:
«Содержание вашего письма мы хорошо поняли. И мы заявляем вам, что наши стремления прежде всего забрать в свои руки тридцать две бухарские области, а затем все остальные государства».
— Вот, бес, чего захотел! Подавится! — перебили дехкане Султанова.
А Султанов продолжал:
«Имейте в виду, что мы отреклись от всего, мы не будем тужить об участи своих жен и родных и будем продолжать борьбу. Нам нужен бог и его пророки и больше ничего».
— Шайтан! — не сдержавшись, громко выкрикнул кто-то. — Шайтан его бог!
«Мы кормимся за ваш счет своей силой, заключающейся в клинке и винтовке. Население нам не нужно, оно для нас безразлично… Прибыл Тамир-бек из Афганистана с хорошими вестями от эмира. Теперь свет на нашей стороне…»
Когда Султанов кончил читать, минуту стояла тишина. Потом прокатился гул негодования, и, наконец, чувства, охватившие всех, прорвались.
— Оружие! Дайте нам оружие! Своими руками уничтожим шакала!
— Живым или мертвым, а Ибрагим-угры будет в наших руках! — возмущенно кричали дехкане.
Тут же образовалась длинная цепь из желающих вступить в добровольческий отряд. Их записывал Абдул Юсупов. Его и избрали командиром нового отряда.
— Пока вооружайтесь сами, чем можете. Скоро пришлю вам винтовки и шашки, — пообещал Томин. — Уничтожайте врага, но не убивайте безвинных, обманутых. Они прозреют и придут к вам.
В кишлачном Совете, который помещался в глинобитном, добротном доме сбежавшего бая, на полосатом паласе сидят Томин, Султанов, Юсупов. Они, не спета, пьют чай и тихо беседуют.
Николай Дмитриевич отщипнул кусочек лепешки и вместе с урюком положил в рот, отхлебнул из глубокой пиалы глоток крепкого чая.
— А что, сирот в кишлаке много?
— Сирот? Не знаем сирот, — непонимающе посмотрел Абдул Юсупов на Томин а.
Султанов пояснил Юсупову, кто такие сироты. У того потемнело лицо, шрам на щеке сделался темно-багровым.
— Много, очень много сирот, — покачивая головой, заговорил Абдул. — Бедняжки! Жалко детей, а помочь чем? Все ограблены шакалами.
— Дети не должны с голоду умирать. За них же воюем. В России детские дома для беспризорников открыты.
— У нас их еще нет, — с сожалением заметил Султанов. — А дело ты говоришь, сын. В Куляб надо сирот собрать. Там и помещение найдется.
— Бригада поможет питанием, материал кое-какой найдется. Городской совет, я так думаю, нас поддержит.
В комнату вошел Чары Кабиров.