Человек плюс машина

Комиссия пробыла у нас неделю, скрупулезно вникая во все функционирования Системы. Система работала великолепно. Торжеству нашему не было предела. Только сам Иван Иванович оставался хмур и как бы чем-то расстроен. Улучив момент, когда рядом с ним никого не было, я подошел еще раз поздравить его и еще раз попросить прощения за те неудачные мои слова, что, дескать, ему надо все бросить и спасать себя. Он стиснул мне руку, на лице его вдруг отобразилось непомерное страдание, быстро оглянувшись по сторонам, нет ли кого, он сказал: «Ах, дорогой мой, вы сами не ведаете, как вы были правы! Дня не бывает, чтобы я не вспоминал ваших слов! И вы увидите, много бед ждет нас впереди. Я гляжу в будущее со страхом…»

Я не поверил ему тогда, решил, что он переутомлен, что ему следует отдохнуть, поистрепались нервы, стал уговаривать его не волноваться, поехать в санаторий, к морю, — глупо, все глупо! Он знал, что говорил!

Ерунда началась буквально уже в тот день, на банкете. Комиссия подписала все акты. В субботу вечером был назначен банкет, под который арендовали целиком единственный наш городской ресторанчик. Руководство ничего не жалело, чтобы отметить выдающееся событие: выделили и из директорского фонда, и из фонда на представительство, взяли и из профсоюзной кассы, и по пятерке с носа; умные люди прихватили, конечно, кое-что и с собой.

Присяжный тамада наш, Михаила Петрович, предоставил первое слово Кириллу Павловичу. Тот задал тон.

— Я не буду распространяться, товарищи, о наших достижениях, — сказал Кирилл Павлович. — Они есть, они налицо. И это, бесспорно, выдающиеся достижения. Но надлежит проявить скромность. Скромность, как говорится, украшает! — (Присутствующие смеются.) — Я хочу сказать о другом. Я хочу сказать о людях. О нашем замечательном коллективе, о наших замечательных тружениках. Приятно видеть, как на наших глазах растут люди. Приятно сознавать, что в этом есть частица и твоего труда! — (Чей-то довольно громкий шепот: «Конечно, если сам себя не похвалишь…») — Да, товарищи, вот пришел к нам пять лет назад Иван Иванович Копьев. Каков он был тогда? Не скрою, ни для кого не секрет, что Иван Иванович тогда представлялся нам… — Тут Кирилл Павлович воспроизвел анекдот про музыканта, который не любил музыку. — А теперь, когда мы глядим на Ивана Ивановича за пультом машины, мы видим перед собой, как правильно отметил недавно один из наших товарищей, Моцарта, великого Моцарта, гениального музыканта, чья вдохновенная музыка покоряет наши сердца, зовет нас вперед, к новым свершениям, к новым победам! Блестящий ученый, прекрасный инженер, талантливый организатор, Иван Иванович является сегодня образцом для всех нас! И я думаю, товарищи, вы все согласитесь со мной, что самоотверженный труд Ивана Ивановича должен быть достойно отмечен… Да, конечно, вы правы, мы сегодня уже некоторым образом… хе-хе… отмечаем! — (Смех в зале.) — Но я имею в виду, что работа Ивана Ивановича заслуживает и большей награды. Я уже беседовал с товарищами из Москвы… — (Поклон в ту сторону.) — И думаю, что наше выдвижение работы по системе автоматизации на Государственную премию… не вызовет возражений!.. — (Бурные аплодисменты.) — Полагаю также, что на ближайших выборах мы станем… — (Кирилл Павлович, затягивая паузу, откашлялся и лукаво улыбнулся.) — Станем свидетелями рождения нового… члена-корреспондента нашей славной академии!..

Кирилл Павлович продолжал свой текст, снисходительно похваливал ленинградских конструкторов, воздал должное беспристрастности и одновременно доброжелательности уважаемых членов комиссии, ему аплодировали, но на многих лицах обозначилось легкое недоумение: на ближайших выборах от нас первым номером шел как будто Эль-К; это было уже давно забыто; неожиданностей будто бы не предвиделось, а тут вдруг на тебе, безо всякой подготовки!

Но в бой рвался уже сам Михаила Петрович, и внимание наше было от этой проблемы отвлечено.

— Когда я гляжу на нашего Ивана Ивановича, — сказал Михаила Петрович, — то вспоминаю всегда замечательную нашу сказку о богатыре Илье Муромце! Тридцать лет и три года сидел на печи Илья Муромец, под себя, извините, клал! А потом уж поднялся, расправил могутные плечи и… пошел крушить! Прославил великими подвигами землю русскую!.. Вот и наш Иван Иванович так же! Пришел к нам серенький… Ты прости меня, Иван Иванович… Серенький, тихонький, скромненький… Мы уж думали: ну что от такого ждать? Верно, товарищи? А тоже иной раз и посмеивались над Иваном Ивановичем втихомолку, поругивали его… Но пришло его время, распрямился и он во весь свой богатырский рост… — (Все посмотрели на Ивана Ивановича, бледного, измученного, исхудалого, и поскорей отвели глаза, но Михаила Петрович ничего этого не замечал.) — Распрямился во весь свой богатырский рост, расправил могутные плечи… Я это вам точно говорю: таким, таким вижу я его!.. И пошел вперед, только гул по всей земле нашей раздался! Ура нашему Ивану Ивановичу! Ура-а!!!