Человек плюс машина

В целом же со слов Валерия получалось так, что в определенном смысле он даже рад, что его не запрягли в это дело сразу — погряз бы в бумагомарании, недостало бы времени на размышления, тогда как теперь времени у него сколько угодно (начальство-то поглощено другим); остается только и всего, что подождать, пока им станет ясна абсолютная бесперспективность линии Кондраткова, и тутонинеизбежно должны будут обратиться к нему, к Валерию.

Здесь я, честно говоря, пожалел, что опрометчиво передал Валерию некоторые сцены у Ивана Ивановича (у следователя-то я их, признаться, опустил, а вот Валерию-то просто как хорошему знакомому передал!), потому что, как мне показалось…

Ну, об этом в свое время.

Мы распрощались с Валерием. Нина тоже мною была вроде как недовольна…

Как я уже сказал, к вечеру из Москвы спецрейсом прилетела государственная комиссия, многих членов которой мы уже хорошо знали, а также представители следственных органов, в том числе генерал из КГБ (не знаю, точно ли, но у нас говорили, что это генерал из КГБ, эксперты-криминалисты, в частности зачем-то даже эксперт по судебной медицине, вот это достоверно — у нас в городе оказался один его знакомый), и, наконец, два фотографа.

«Ну, теперь начнется!» — сказали наши.

Но ничего чрезвычайного, внешне по крайней мере, заметно не было. Разве что заставили нас являться на работу к девяти утра и отсиживать весь день. Библиотечные дни и домашние занятия были отменены. Пепелище с трех сторон обнесли глухим забором, сверху из окон главного корпуса нам видно было, как члены комиссии и те, что из органов, закатав почти до колен штанины, перескакивают там с камешка на досточку и опять на камешек, будто экскурсанты в развалинах древнего поселения, ведомые Михайлой Петровичем, мужественно взявшим на себя бремя представи-тельствования за весь филиал в столь трудной ситуации (с чем Кирилл Павлович и остальные члены президиума охотно согласились). Ритуально побродивши с полчаса, высшие чины удалялись на закрытое совещание в кабинет к Кириллу Павловичу. На пепелище оставались эксперты, которые, поскольку чертежи и планы пристройки сгорели во время пожара, занимались теперь главным образом обмерами, для чего таскали за собой геодезический инструмент, двухметровую машину, так и сяк прикладывали рулетку, натягивали разные веревочки, что, конечно, вызывало у нас отчасти иронические улыбки. Но надо сказать, что и у самих экспертов бывал порой такой вид, словно они сами заранее были убеждены в беспомощности своей работы, и мешало им откровенно сказать нам об этом лишь сознание принадлежности к их таинственной и могущественной корпорации. Впрочем, один из них (у нас считалось, что это майор из МУРа) имел привычку, встречаясь с кем-нибудь из нас (лица-то за три дня уже примелькались), по-особому как-то подмигивать (но не здоровался, а именно как-то ухарски подмигивал), будто бы говоря: «Вы все понимаете, и я все понимаю. Все всё понимают. Вот и хорошо! Молчок!..» Вечерами, с наступлением темноты, на развалины приходили фотографы — настоящие профессионалы больше всего любят снимать ночью, с искусственным освещением.

Ежедневно, однако, кого-нибудь из нас вызывали к следователю. Вызывали и меня вторично. Опять же те же стандартные вопросы, мои стереотипные ответы. То же разочаровывающее ощущение рутинности. (Хотя чего, собственно, хотелось? Непонятно! Романтики, что ли?!) А вот когда вызывали Эль-К, произошел такой случай. С Эль-К беседовал Кондратков, который ему сразу же представился. Но присутствовал также и тот самый гипотетический «майор из МУРа», Эль-К не представившийся. В какой-то момент «майор» позволил себе сказать что-то такое вроде: «Интересно, интересно…» Эль-К выпятил грудь: «Простите, а с кем имею честь?!» В ответ «майор» засмеялся, подмигнул и вышел из комнаты. У нас все были этим немало смущены…

Нам было известно также, что судебный медик посетил в клинике Ивана Ивановича. Наш местный житель, знакомый этого медика, заманив его к себе в гости, допрашивал с пристрастием его. Но медик ничего нового относительно хода следствия не преподнес, а относительно Ивана Ивановича выразился в таком духе, что, дескать, «конечно, он в шоке, имеются симптомы нервного истощения, но в целом состояние его организма удовлетворительное, и после отдыха больной скоро вернется к трудовой деятельности».

Из этого мы сделали вывод, что приезжий специалист либо валяет дурака, либо совсем не разобрался в вопросе, ибо Иван Иванович находился в состоянии жутчайшем, это было видно невооруженным глазом.