Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё

Чердак тоже пылал. В густом дыму потрескивали деревянные перекрытия. Крайнее окно слева распахнулось, кто-то звал на помощь. Гунвальд Ларссон ринулся туда и увидел женщину в белой ночной рубашке, перегнувшуюся через подоконник и прижимающую к груди какой-то сверток. Ребенок. Из открытого окна валил дым, однако в квартире, по-видимому, еще не сильно горело, по крайней мере в той комнате, где находилась женщина.

– Помогите! – в отчаянии кричала она.

Пожар еще не успел полностью охватить эту часть дома, и Гунвальду Ларссону удалось подойти вплотную к стене прямо под окном.

– Бросай ребенка! – закричал он.

Женщина без колебаний мгновенно бросила ребенка вниз и едва не застала Ларссона врасплох. Он увидел, что сверток падает прямо на него, и в последний момент успел вытянуть руки вперед и ловко поймал ребенка, как вратарь ловит мяч со штрафного удара. Ребенок был очень маленький, он немного хныкал, но не кричал. Гунвальд Ларссон несколько секунд стоял, держа его в руках. Старший криминальный ассистент совершенно не имел опыта обращения с детьми и даже не мог вспомнить, приходилось ли ему когда-либо вообще держать на руках ребенка. Испугавшись, не слишком ли сильно он сдавил малыша, Ларссон положил сверток на землю. Сзади послышались чьи-то торопливые шаги, и полицейский обернулся. К нему приближался Цакриссон, запыхавшийся и весь багровый.

– Что с вами? – выдавил он. – Как?..

– Где эти чертовы пожарные? – заорал Гунвальд Ларссон.

– Я думал, они уже здесь… Я увидел пожар, когда был на Розенлундсгатан… Вернулся и позвонил…

– Беги снова назад, вызови пожарную машину и «скорую помощь»…

Цакриссон повернулся и побежал.

– И полицию! – вдогонку ему закричал Гунвальд Ларссон.

У Цакриссона с головы слетела шапка, он остановился, чтобы ее поднять.

– Идиот! – заорал Гунвальд Ларссон.

Он вернулся к дому, вся правая часть которого теперь превратилась в бушующий ад. Женщина в ночной рубашке стояла в задымленном окне и на этот раз держала на руках другого ребенка, рыженького мальчика лет пяти, одетого в голубую пижаму. Она бросила его вниз так же быстро и неожиданно, как в первый раз, но теперь Ларссон был начеку и уверенно поймал ребенка. Как ни странно, но мальчик вовсе не казался испуганным.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Ларссон.

– Ты пожарник?

– О боже, отстань от меня! – воскликнул Гунвальд Ларссон и поставил мальчика на землю.

Он снова посмотрел вверх, и в этот момент кусок черепицы попал ему в голову. Черепица раскалилась докрасна, и, хотя меховая шапка смягчила удар, у старшего криминального ассистента потемнело в глазах. Он почувствовал резкую боль во лбу, по лицу хлынула кровь. Женщина в ночной рубашке исчезла. «Наверное, бросилась за третьим ребенком», – подумал Ларссон, и в этот момент женщина появилась в окне с большой фарфоровой статуэткой собаки, которую сразу же швырнула вниз. Статуэтка упала на землю и раскололась на мелкие кусочки. В следующее мгновение женщина прыгнула сама. На этот раз все получилось не так удачно. Она приземлилась прямо на Гунвальда Ларссона и сбила его с ног. Он упал, сильно ударился головой и спиной, однако тут же сбросил с себя оказавшуюся сверху женщину и вскочил на ноги. Женщина в ночной рубашке, очевидно, не пострадала, но взгляд ее широко раскрытых глаз был безумным. Он посмотрел на нее и сказал:

– У вас есть еще один ребенок?

Она уставилась на него, потом сгорбилась и начала подвывать, как раненый зверь.

– Вставайте и займитесь вашими детьми, – сказал Гунвальд Ларссон.

Пожаром был теперь охвачен весь второй этаж, языки пламени уже вырывались из того окна, откуда прыгнула женщина. Однако двое стариков все еще оставались в квартире слева на первом этаже. Там еще не горело, но пожилая чета не подавала никаких признаков жизни. Очевидно, в квартире полно дыма, кроме того, через несколько минут может рухнуть крыша.

Гунвальд Ларссон огляделся и увидел в нескольких метрах от себя большой камень. Он вмерз в землю, но Ларссон выковырял его. Камень весил килограммов двадцать. Ларссон поднял его над головой на вытянутых руках и что было силы швырнул в крайнее левое окно на первом этаже. Оконная рама и стекло разлетелись вдребезги. Ларссон вскочил на подоконник, сорвал штору и, перевернув столик, спрыгнул на пол в комнату, полную густого, удушливого дыма. Он закашлялся и прикрыл рот шерстяным шарфом. Вокруг все горело. В дыму он различил фигуру, неподвижно лежащую на полу. Наверное, старуха. Он поднял ее, перенес беспомощное тело к окну, подхватил под мышки и осторожно опустил на землю. Она безвольно привалилась к стене. Без сознания, но, по-видимому, жива.

Гунвальд Ларссон сделал глубокий вдох и вернулся в комнату. Он сорвал штору с другого окна и разбил его стулом. Дым слегка рассеялся, но потолок был охвачен оранжевыми языками пламени, которое распространялось от входной двери. Ларссону понадобилось не более пятнадцати секунд, чтобы найти старика. Он не делал попыток встать с кровати, но был жив и жалобно, приглушенно кашлял.