Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё

Сопроводиловка – это никого ни к чему не обязывающая бумага, где указано имя арестованного. На обратной стороне дежурный делает обычно всякие пометки, например: «Буйствует, несколько раз бросался головой на стену, сам себя поранил», или: «Не отвечает за свои поступки, ударился о дверной косяк, сам себя поранил», или, наконец, просто: «Буйствовал и поранил себя».

И так далее.

Отворилась дверь со двора, и двое патрульных втащили пожилого человека с разлохмаченной седой бородой. Прямо на пороге один из полицейских что было сил ударил задержанного кулаком в низ живота. Человек согнулся пополам и глухо взвыл – так могла бы выть собака. Дежурные как ни в чем не бывало занялись его бумагами.

Рённ бросил усталый взгляд на ударившего, но ничего не сказал.

Потом он зевнул и посмотрел на часы.

Два часа семнадцать минут.

Зазвонил телефон, один из дежурных снял трубку.

– Да, уголовная полиция. Густавссон слушает.

Рённ нахлобучил меховую шапку и пошел к дверям. Он уже взялся за ручку, когда человек, назвавшийся Густавссоном, сказал:

– Что, что? Одну минутку. Тебя зовут Рённ?

– Да.

– Есть дело.

– Какое еще дело?

– В Саббатсберге что-то случилось. По-моему, кого-то застрелили. А от парня, который звонил, проку не добьешься.

Рённ вздохнул и вернулся к столу. Густавссон снял ладонь с микрофона и сказал:

– У нас тут как раз есть один из комиссии по убийствам. Можно сказать, орудие крупного калибра. Как, как? – И без перерыва: – Да, слышу, слышу. Ну и жуть! Ты где находишься, чтоб поточней?

Густавссон был худощавый мужчина лет тридцати, с лицом замкнутым и равнодушным. Некоторое время он слушал, потом снова закрыл микрофон рукой и сказал:

– Он стоит у главного входа в центральный корпус Саббатсберга. Одному ему не управиться. Не подсобишь?

– Да, – ответил Рённ. – Подсоблю.

– Тебя подвезти? По-моему, этот патруль как раз освободился.

Рённ неприветливо покосился на патрульных и покачал головой. Это были двое рослых, здоровых ребят, вооруженных револьверами и дубинками в белых футлярах. Арестант бесформенным мешком валялся возле их ног. Сами же они с великой готовностью и преданностью взирали на Рённа, и глаза их, голубые и пустые, выражали надежду на продвижение по службе.

– Нет, я уж лучше на своем «козлике».

Эйнар Рённ вовсе не был «орудием крупного калибра», а сейчас он не мог бы уподобить себя даже обыкновенной рогатке. Множество людей считали его безупречным работником, другие, напротив, типичной посредственностью. Как бы то ни было, он за многолетнюю верную службу сделался старшим криминальным ассистентом комиссии по расследованию убийств. Или «следопытом в стане убийц», выражаясь языком вечерней прессы. В том, что он человек спокойный, средних лет, с красноватым носом и некоторой склонностью к полноте из-за сидячей работы, сходились решительно все.

Спустя четыре минуты и двенадцать секунд Рённ прибыл по указанному адресу.

Саббатсбергская больница занимает довольно обширный возвышенный участок почти правильной треугольной формы, который с севера примыкает своим основанием к Ваза-парку, а боковыми сторонами к Далагатан на востоке и Торсгатан на западе, тогда как вершина треугольника срезана подъездной дорогой, выводящей на новую магистраль через проток Барнхусвикен. Со стороны Торсгатан вплотную к участку подступает большое кирпичное здание газового завода, нарушая правильность его очертаний.

Имя свое больница получила в память Валентина Саббата, владевшего к началу семнадцатого века двумя погребками – «Росток» и «Лев» – в Старом городе. Саббат купил этот участок и занялся разведением карпов в местных прудах, которые нынче частью пересохли, частью наполнены снова. Здесь он тоже успел открыть заезжий дом и содержал его три года, пока в тысяча семьсот двадцатом году от Рождества Христова не отошел к праотцам.

Спустя несколько десятилетий здесь открыли целебный источник, или «кислые воды», как их тогда называли. Заезжий дом у источника, построенный более двухсот лет назад, успел послужить и больницей, и богадельней, но затем ему пришлось потесниться и уступить место девятиэтажному дому для престарелых.

Больница была сооружена верных сто лет назад на холмах вдоль Далагатан и в первоначальном своем виде состояла из отдельных домиков, соединенных длинными надземными галереями. Некоторые из прежних строений используются до сих пор, другие же недавно снесены и заменены новыми, а система переходов упрятана под землю.