Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё

– О’кей, – сказал Гунвальд Ларссон, – ты пойдешь выручать своего дружка Бека, а я займусь остальным.

Кольберг кивнул. Он пошел было к пожарным, но на полдороге остановился и сказал:

– Знаешь, как я расцениваю твои шансы вернуться с крыши живым и невредимым? При твоем методе?

– Могу догадаться, – ответил Ларссон.

Потом он посмотрел на окружающих его людей и громко объявил:

– Я собираюсь взорвать дверь и штурмовать крышу изнутри. Мне нужен еще один человек. Максимум два.

Четверо или пятеро молодых полицейских и один пожарник тотчас подняли руки, потом еще один голос за его спиной сказал:

– Можно мне?

– Боюсь, вы меня не поняли, – продолжал Гунвальд Ларссон. – Мне не нужен помощник, который считает, что это его долг, не нужен и такой, который воображает себя героем и хочет отличиться. Возможность угодить под пулю здесь гораздо больше, чем вы подозреваете.

– К чему ты клонишь? – недоумевал Мальм. – И кого ты тогда хочешь взять?

– Вопрос может идти только о таких людях, которые действительно готовы подставить себя под пулю. Которых это забавляет.

– Возьми меня.

Гунвальд Ларссон оглянулся на говорившего.

– Ах это ты, – сказал он. – Хульт. Вот здорово. Значит, ты.

– Эй! – окликнул его какой-то человек с тротуара. – Я бы тоже не прочь.

Видный белокурый мужчина лет тридцати, одетый в джинсы и ношеную куртку.

– Вы кто такой?

– Моя фамилия Болин.

– А вы, вообще-то, из полиции?

– Нет, я строительный рабочий.

– Как вы сюда попали?

– Я здесь живу.

Гунвальд Ларссон испытующе оглядел его. Потом он сказал:

– Идите сюда. Дайте ему пистолет.

Норман Ханссон тотчас извлек свое оружие, которое почему-то носил в кармане пальто, но Болин отказался.

– А свое можно? Я его в минуточку принесу.

Гунвальд Ларссон кивнул, Болин убежал, а Мальм заметил:

– Вообще-то это противозаконно. И даже… ошибочно.

– Точно, – откликнулся Гунвальд Ларссон. – Здесь много ошибочного. И главная ошибка в том, что есть люди, которые готовы дать первому встречному свое личное оружие.

Болин обернулся скорей, чем за минуту, и принес свой пистолет. Кольт «хантсмен», калибр двадцать два, с длинным стволом и десятизарядным магазином.

– Ну а теперь за дело, – сказал Гунвальд Ларссон.

Он глянул вслед Кольбергу, который уже сворачивал за угол, надев на руку длинный моток веревки.

– Сперва пустим Кольберга, пусть унесет Бека, – продолжал он. – А ты, Ханссон, подыщи несколько человек, которые умеют взрывать двери.

Ханссон кивнул и ушел.

Через некоторое время Ларссон сказал:

– О’кей.

Он тоже завернул за угол, сопровождаемый своими помощниками. Когда они подошли к дому, он сказал:

– Вы возьмете на себя южную лестницу, а я северную. Когда подожжете бикфордов шнур, спуститесь по меньшей мере на один марш ниже. Лучше бы на два. Справишься, Хульт?

– Да.

– Хорошо. И еще одно: если кто-то из вас убьет человека на крыше, ему придется впоследствии нести за это ответственность.

– Даже если убьет в целях самозащиты? – спросил Хульт.

– Вот именно. Даже в целях самозащиты. А теперь сверим наши часы.

Леннарт Кольберг взялся за ручку двери. Квартира была заперта, но он прихватил с собой универсальную отмычку и в два счета справился с замком. Проходя через квартиру, он успел заметить в холле верхнюю одежду Мартина и приемник на столе в комнате. Увидел он тотчас и открытое окно, и нижнюю часть алюминиевой лестницы за окном. Лесенка выглядела хрупкой и ненадежной, а он успел прибавить несколько килограммов с тех пор, как последний раз пользовался такой. Но ему было известно, что теоретически она рассчитана на еще больший вес. И потому он без колебаний вспрыгнул на подоконник.

Он удостоверился, что оба мотка веревки, повешенные через плечо крест-накрест, не помешают подъему и не зацепятся за лесенку, после чего медленно и осторожно полез на балкон.

Все последующее время, пока Рённ докладывал по радио о том, что ему видно в бинокль, Леннарт Кольберг доказывал себе, что вполне могло произойти самое худшее и что он, Кольберг, вполне к этому готов. Но когда он выпрямился, собираясь перелезть через перила, и увидел на полу в одном метре от себя неподвижного и окровавленного Мартина Бека, у него потемнело в глазах.

Он перебросил ноги через перила и склонился над изжелта-бледным, обращенным кверху лицом друга.

– Мартин, – хрипло шепнул он. – Какого черта… Ну Мартин же…

И в это мгновение он заметил, как у Мартина на шее дрогнула жилка. Кольберг осторожно прижал пальцами его запястье. Пульс бился, но очень слабо.

Он внимательно оглядел друга. Насколько он мог судить, попала всего одна пуля. Но прямо в грудь.

Она прошла через петлю рубашки и проделала на удивленье маленькую дырку. Кольберг расстегнул пропитанную кровью рубашку. Если судить по овальной форме ранки, пуля под углом пробила грудную кость и прошла дальше, в правую часть грудной клетки. Он не мог только определить, вышла она или застряла в теле.

Кольберг посмотрел на пол под стояком. Там собралась лужа крови, правда не очень большая, а из раны кровь уже почти не текла.