Человек после общества. Антология французского анархо-индивидуализма начала XX века

Ан Ринер, Альберт Либертад, Эмиль Арман, Жорж Палант Человек после общества. Антология французского анархо-индивидуализма начала XX века

«Ждать — значит потерять все»: четверть века французского анархо-индивидуализма

В истории мирового революционного движения французские анархо-индивидуалисты имеют дурную репутацию. На столетие вперед их «визитной карточкой» стал иллегализм — идея «индивидуального возмещения» отнятых буржуазией у рабочих масс жизненных благ. Реконструировать логику таких действий несложно: если производительная собственность, как уверял «отец анархизма» Пьер-Жозеф Прудон, — это кража, то незаконные действия — верный способ вернуть трудящимся награбленное.

Дело так называемой «банды Бонно», совершившей в период с 1911 по 1912 гг. несколько налетов на банки и поместья буржуа, в глазах незадачливых наблюдателей до сих пор представляется квинтэссенцией анархистской практики, ставящей крест на всех, без исключения, проектах безвластного общества. Неудобная тактическая близость с индивидуалистами вынуждает также значительную часть левых осуждать бывших соратников как сторонников буржуазной «этики наживы», презирающих «массы» высокомерных эскапистов, «которых диалектическая логика революционаризма привела к отрицанию необходимости революции»1. Тем не менее стереть «эгоистов» из коллективной памяти не удается — и на стыке этих оценок революционные авантюристы приобретают привычный для западноевропейской культуры образ «благородных грабителей»: заносчивых и безрассудных героев фильма Филиппа Фурастиэ или богемных коммунаров Эли Важемана, с минуту на минуту ожидающих ареста.

Нередко, как в фильме «Секретный агент» (1996), анархистскую «пропаганду делом» и будущую мировую войну пытаются показать вещами одного порядка — «наэлектризованностью мира», готовящегося к гекатомбам. Такое приравнивание, осуществляемое как справа, так и слева, закрывает от нас тот факт, что в своих текстах и практиках, не имеющих к иллегализму никакого отношения, французские индивидуалисты оказались глубоко чувствительны к автономии отдельной личности и к способам ее защиты. Их спонтанные, пылкие и противоречивые размышления о свободе, телесности, диктате общественной морали и порочном союзе угнетенных и угнетателей пережили «прекрасную эпоху» нищеты и отчаяния, не утратив радикальности в период постдефицитной экономики и управляемой демократии.

Начав действовать в момент, когда «классовая борьба совсем не походила на борьбу»2, французские анархо-индивидуалисты изо всех сил старались воспеть витальную сущность человека и научиться быть свободными уже здесь и сейчас, презрев академические прогнозы обанкротившихся теоретиков и болтовню «народных» парламентариев.

~

Индивидуалистическое течение во французском анархистском движении сформировалось в конце 1890-х гг. под впечатлением от поражения Парижской коммуны, павшей от рук парижской буржуазии и очень патриотичных бюрократов Третьей республики, а также от первых актов индивидуального террора, совершенных разнорабочим-анархистом Франсуа Равашолем.

Ведущаяся в те годы социалистами парламентская деятельность у молодых радикалов не вызывала ничего, кроме отвращения. Научный анархо-коммунизм Петра Кропоткина в изложении его французского популяризатора Жана Грава казался этим выходцам из рабочих окраин «слишком академичным»3.

Идеологическая борьба наметилась и с набиравшим в те годы силу синдикалистским движением — сторонниками создания революционных профсоюзов, что, помимо защиты прав работников, занимались бы подготовкой всеобщей забастовки, способной полностью парализовать капиталистическую систему и ослабить государство для решающей атаки. К 1896 году анархистам удалось обрести значительное влияние в центральном профсоюзе такого типа — Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) — и вновь оказаться в авангарде рабочей борьбы. Однако свои анархистские убеждения радикалы, присоединявшиеся к синдикалистским организациям, предпочитали оставлять за скобками, считая синдикализм сам по себе «анархизмом нового, индустриального века». Эмиль Пуже, один из идеологов движения, даже заявлял: «Я — анархист, но анархия меня не интересует»4.