Человек, проходивший сквозь стены

Драма назревала; всем хотелось избежать ее, но из опыта было известно, что всякое вмешательство при подобной ситуации лишь испортит дело и злость господина Жакотена выльется во вспышку ярости. Обе сестры Люсьена дипломатично делали вид, будто все это их не касается, а мать, чтобы не участвовать в тяжелой сцене, отошла к буфету. Господин Жакотен уже готов был взорваться, но ему не хотелось окончательно похоронить новость о том, что его представили к академическим пальмам. Все обошлось бы, если бы не тетя Жюли; движимая великодушием, она не сдержалась:

— Ну что вы пристали к бедному мальчику? Он же вам сказал, что занимался вчера вечером. Надо же ему и поиграть!

Оскорбленный в своих лучших чувствах, господин Жакотен сухо возразил:

— Попрошу вас не вмешиваться в воспитание моего сына! Я — его отец — знаю, что делаю, и хочу, чтобы он вел себя так, как я считаю нужным. Когда у вас будут свои дети, можете выполнять все их капризы!

Тетя Жюли, которой было семьдесят три года, заподозрила, что намек на ее будущих детей не что иное, как насмешка. Обидевшись в свою очередь, она вышла из кухни. Люсьен провожал ее сочувственным взглядом, пока она, отворив дверь в сверкающую чистотой столовую, ощупью искала на стене выключатель.

Когда дверь за тетей Жюли закрылась, господин Жакотен призвал всех в свидетели, что он не сказал ничего такого, чем можно было оправдать ее уход. Он пожаловался, что его нарочно старались рассердить, выставить грубияном. Ни жена, ни дочери, убиравшие со стола, не решились поддержать его, хотя, быть может, это разрядило бы атмосферу. Их молчание было новым оскорблением, и господин Жакотен гневно обратился к Люсьену:

— Я все еще жду твоего ответа. Приготовил ты уроки или нет?

Люсьен понял, что, затягивая ответ, ничего не выиграет, и принудил себя броситься в воду:

— Нет, я не сделал урока по французскому.

В глазах отца появился радостный огонек. Ему, видимо, доставляло удовольствие мучить мальчика.

— Почему же, скажи на милость?

Люсьен пожал плечами в знак неведения и даже удивления, как будто вопрос был нелеп.

«Я его отлуплю-таки!» — пробормотал отец, впиваясь в Люсьена взглядом.

С минуту он молчал, созерцая, до какой глубины нравственного падения дошел его неблагодарный сын, который без всякой основательной причины не приготовил урока и даже, очевидно, не раскаивается в этом…