Я положил тубус на пассажирское сиденье, открутил крышку банки, поднес к носу. Желто-зеленый оттенок содержимого не внушал доверия, однако запах отсутствовал напрочь. Собравшись с духом, я сделал осторожный глоток. Вопреки ожиданиям очередная бодяга от акупунктурщика, гомеопата и просто замечательного человека Маляра оказалась лишь немного кислой на вкус. Употреблять можно.
Я сделал пару глотков посмелее, завинтил крышку, прыгнул в авто и покатил домой.
К тому моменту, как я добрался до квартиры, баночка от Маляра опустела наполовину. Я приноровился к вкусу, и употребление странного напитка не вызывало дискомфорта.
Быстро скинув замаранную одежду, я принял контрастный душ и побрился, окончательно возвращаясь в строй. Вновь ощущался прилив сил и оптимизма. Подхватив банку с остатками бурды в одну руку, тубус с портретом – в другую, я заперся в медитативной комнате.
Поместил последнее творение художника в загодя приготовленную рамку, приставил к стене – в ряд из семи схожих работ. После чего уселся на циновку под кварцевой лампой и, потягивая чудо-зелье, принялся в который раз изучать портреты себя, любимого.
Каждая из восьми работ неуловимо отличалась от остальных. На одной я казался грустным, на другой – задумчивым, на третьей – равнодушным. Всякий раз Маляр исхитрялся изобразить меня чуть-чуть по-иному. Но вот что любопытно: непосредственно в эзотерическом антураже он нарисовал меня лишь единожды – на финальном, восьмом портрете. Значит ли это, что вон ту хреновину во лбу – «жемчужину» – он разглядел всего две недели назад?
Я взял мобильник и позвонил Маляру.
– Рановато ты, – ответил тот. – Я Мазаю еще не набирал.
– Я по другому вопросу.
– Какому?
– Когда ты увидел во мне «жемчужину»?
– Почти сразу.
– Еще делая наброски первого портрета?
– Да.
Я уставился на самую левую в ряду картину. Ничего мистического в ней не было.
– А почему нарисовал только сейчас?
– Потому что только сейчас это стало иметь значение.
– Для кого?
– Для тебя, для других – сам решай.
– Думаешь, я приблизился к чему-то значимому?
– Недавно ты спас двенадцать подростков. Как считаешь, это значимо?
– Ясно. Ты продолжаешь топить за то, что я должен взять под защиту целый город?
– Топить?
– Ну, декламировать, выступать за какую-то идею.
– Не умничай. Я считаю, тебе пора уже определиться, кто ты есть и кем проживешь следующий отрезок жизни. Пока не решишь это, пока не выберешь сторону, не будет в тебе цельности.
– Вообще-то, геройство мне вышло боком.
– Не торопись с выводами. Откуда тебе знать, какими последствиями отзовутся в будущем твои поступки.
– Ну да, ну да… – вздохнул я и, решив, что более конкретных ответов сейчас не получить, завершил разговор.
Затем поднялся с циновки и переставил портрет с «жемчужиной». Теперь он расположился в метре от остальных.
Я вновь взял телефон, позвонил клиенту.
– Добрый день, Герхард Алексеевич. Не отвлекаю?
– Нет-нет! Я очень ждал вашего звонка! – засуетился Петров. Я буквально ощущал распиравшее его нетерпение. – Ну, что там?
– Кажется, вы были правы.
– В самом деле?
– Ага. В отеле действительно творятся те еще странности.
– Я знал… Что вы видели?
– Не по телефону. Мы можем встретиться?
– Конечно! У меня с часу до двух перерыв на обед. Могу приехать прямо к вам в офис.
– Это не обязательно, Герхард Алексеевич. Я сам приеду к вам на работу, а беседа не займет более десяти минут.
– Вы приедете сами? – Казалось, он обрадовался тому, что жертвовать обеденным перерывом не придется.
– Конечно, без проблем.
– Я буду крайне вам признателен!
– Вот и решили. Диктуйте адрес.
Двадцать минут спустя я неторопливо колесил по узким улочкам спального района, вдыхая в открытое окно сырость трехнедельных дождей. Создавалось ощущение, что солнца Серпейск не увидит до следующей весны. Странный выдался сентябрь.
Я проехал мимо меланхолично дымящей котельной, свернул за пятиэтажку с одним-единственным подъездом. С обратной стороны дома, жутко смахивающего на нежилой, имелась прямоугольная дверь в подвал. Древняя и облезлая, она была увешана предупредительными табличками разной степени свежести и угроз. Я остановился на пятачке с разбомбленным асфальтом, заглушил мотор и остался ждать в салоне.
Петров уверял, что увидит, когда я приеду. Поглядывая на зарешеченные, покрытые толстенным слоем пыли подвальные окна, я слегка засомневался в этом. Тем не менее пару минут спустя ржавая дверь тяжело и со скрипом распахнулась, мой клиент явил себя игравшему всеми оттенками серого миру, а я пожалел, что вообще зарулил в этот район.
Во-первых, Петров был одет странным образом: темный брезентовый фартук поверх рубашки с закатанными рукавами, прозрачный откидной щиток на голове, тяжелые бутсы. Во-вторых, мой клиент оказался весь заляпан свежей кровью, абсолютно весь. Еще не свернувшиеся капли перетекали по складкам фартука, а огромные башмаки при каждом шаге оставляли четкие красные следы. Я выбрался из «вольво», размышляя, не прихватить ли травмат.