Человек, ради которого нужно жить (СИ)

— Первого раза, Юэла, то был детский сад, — улыбнулся Брандон. И в этой улыбке Картрайт различила мастерски скрывавшиеся тоску и усталость. Он с трудом выдерживал эти экспедиции, но участвовал в них просто потому, что не мог иначе.

Какую, должно быть, печальную жизнь он прожил. Столько лет смотреть на то, как твои люди умирают. Может быть, он тоже когда-то любил…

Может быть, ему тоже не посчастливилось любить того, кто был непосредственно связан с войной и со смертью.

— Вы устали? — спросила Картрайт, прочитав странное выражение в теплых, старческих глазах. Брандон оглядел собравшихся внизу солдат. Глубоко вздохнул. Картрайт была уверена в том, что этот вопрос звучал странно. Ведь она имела ввиду, устал ли он сейчас, от долгой поездки. То же самое значение растолковал для себя и Брандон.

Но в мозгу у обоих прозвучал более глубокий, более тяжёлый смысл этого вопроса…

— Всё хорошо, Юэла, — севшим голосом ответил старик и улыбнулся. Конечно он устал. Ему давно уже нужен покой. — Я уже привык.

— Видишь, Леви, всё в порядке, — победно заявил Смит, переводя взгляд с Аккермана на спину Юэлы. Последняя партия тросов, удерживающих женскую особь, были выпущены несколько секунд назад.

— Да, конечно, — коротко отозвался Аккерман, кинув мимолётный взгляд за спину. Брандон стоял рядом с Картрайт. Видимо, убеждал в том, что она исключительный командир, и ей точно нужно заменить Ловерена.

Эрвин проницательно смотрел на своего друга. Улыбка исчезла, уступив место типичной для него суровости.

Леви же стоял, не двигаясь, задумчиво смотря в одну точку перед собой. Задумался.

Эрвин в последнее время действительно не узнавал Леви Аккермана, настолько предсказуемого раньше. Он не мог вспомнить, когда именно произошёл этот сдвиг. Будто один из десятков замко́в внутри Леви открылся, и всё, что накопилось за много лет внутри, за ним, стало ближе в к тому, чтобы выплеснуться наружу.

Одна из его стен рухнула, а какая именно, Эрвин понять не мог.

Но знал одно — это всё Юэла. Эта девушка у многих оставит след в сердце. Неизгладимый. Пробуравит его, оставив шрам, но совсем не болезненный.

Подобный тому, который запечатлён на нашем теле с самого детства, от неудачного падения или случайного пореза во время детских игр. Было неприятно, но когда смотришь на него, будучи взрослым, ты с тоской вспоминаешь о тех временах, о том, как ты получил этот шрам.

А не о том, как было больно.

Эрвин знал это по себе, но был уверен в том, что абсолютно никто и ничто не могло оставить такой же след внутри Леви. Его тело, Эрвин не сомневался, испещрено шрамами. Они есть и глубоко внутри него.

Но всё это — шрамы на поле битвы. Не напоминания о безумном детстве, которые никогда не заходят, если их не впустили, а глубокие раны войны и смерти, которые без спроса поселяются глубоко в тебе. Воспоминания о боли и потерях.

Эрвин видел внутреннюю борьбу в душе друга. Это новое, непонятное для него состояние.

Его взор упал на Картрайт. Она, почувствовав его, развернулась. Молчаливый, немного любопытный взгляд скользнул по двум главнокомандующим. Она медленно подошла к ним:

— Я уже сражалась с ней. Она ловче и опытнее Эрена. Когда я пыталась ударить её по загривку, она закрыла его рукой, — объяснила она.

— Роуз сказала, ты её ослепила, прежде чем она успела тебя схватить.

— Да, но только на один глаз. На второй не успела. У неё быстрая регенерация, так что вам надо действовать также быстро.

— Хорошо, — серьезно ответил Смит и, обойдя Картрайт, направился к Брандону и своим подопечным, попутно похлопав девушку по плечу.

На лице девушки появилась небольшая улыбка.

Леви же внимательно посмотрел на неё. Значит, она всё-таки столкнулась с неприятностями.

— Постарайся в следующий раз не бросаться бездумно на верную смерть, Картрайт, ты нам ещё нужна. Желательно живая.

Юэла резко повернулась к командующему. Улыбка мгновенно слетела с лица.

О, да, конечно. А без замечаний никак? В конце концов она — не только старший солдат, но ещё и командир одного из отрядов. Она больше не кадет, не новобранец. Она не на первой вылазке.

— Ты слышала? — настойчивее произнёс он, проницательно вперившись холодными, серыми глазами в её лицо. Что ж, с ней говорит главнокомандующий. Как бы она не хотела принципиально промолчать, она обязана была ответить.

«Ты же сам бросаешься в самую гущу битвы, ты же сам рискуешь собой, ты же сам, мать твою, такой же как я»

— Да.

«Нет»

Прости, Леви, но ты не меньше моего понимаешь, что это невозможно

***

Девушка молча смотрела вглубь леса, сидя на холодном камне и оперевшись головой о старое дерево. Над ними ветер мирно шелестел молодой листвой, неугомонно переговаривались птицы, природа жила. Спокойно, тихо, без людской суеты и спешки.

Забавно. Вверху всё свидетельствовало о мире и покое, бесконечности и невинности. Но стоило глянуть вниз, на молодую, весеннюю землю; увидеть трупы в зелёных плащах, сливающиеся с высокой травой; увидеть кровь на стволах деревьев, разбросанные обломки клинков, и вся умиротворённость рушится.

Рядом с ней стояли Мэри, Коул и Арно. В полной тишине.