Человек радостный (сборник)

Через месяц только письмо пришло в ответ. Балеринка писала сдержанно: «…Да, так вышло, что я растила сына одна. Было трудно, но теперь у нас все хорошо. Сын вырос, ему скоро в армию. За приглашение спасибо. Не обещаю, но постараюсь…»

Петровна довольна. Того и гляди брата пристроит в хорошие руки – семья же готовая, считай.

«Семья же у тебя готовая… – внушает Петровна брату. – Чего еще искать – сын уже есть. Знаете друг друга с юности…» – Это уже когда балеринка написала, что приезжает в гости. Воспитанницы ее, балерины будущие, на лето в лагерь едут, так она с ними увязалась.

«Да какая там семья…» – тихо психует брат и, не допивши чаю, идет к выходу обуваться. Разговор ему неприятен. Зашел в гости к сестре, а она опять за свое – сколько можно… «Ты же ничего не знаешь! Не мое это, не смогу я…»

Ей бы в самом деле и отстать… Куда там! Да и поздно уже, балеринка вот-вот приезжает.

«Детей делать – твое, а с матерью его жить, так не твое! – ехидничает Петровна вдогонку, успевает, пока дверь за братом не захлопнулась.

Ладно, решает Петровна, сама буду с ней дружить, племянника привечать. Сама гостью приму.

А все же – вот настырная! – упросила брата приехать на вокзал.

Дальше вспоминать неприятно. Как в дурном сне, когда длятся и длятся тягучие какие-то события, и плохо тебе, а проснуться не получается.

Балеринка сошла с поезда в окружении говорливой, весело-оживленной стайки воспитанниц. Они были стройные, как статуэтки, все как одна с элегантным балеринским пучком на затылке. Гостья улыбнулась и смущенно, и несколько снисходительно при виде делегации – Петровна с мужем и давняя ее любовь, поседевший, но по-прежнему стройный и элегантный, Петровнин брат.

Та встреча была мимолетной. Детей ждал автобус, на котором они отправлялись в свой лагерь на берегу моря. И балеринка с ними.

Брат нес тяжелую сумку гостьи к автобусу. Они обменивались незначащими фразами, оба были смущены и, казалось, готовы провалиться сквозь землю. И – избегали смотреть друг на друга.

Петровна была оживлена и растрогана. Она не понимала еще, что натворила. Муж Петровны доброжелательно-приветлив. Ему-то что, его дело – сторона. Не он заварил эту кашу… А брат – тот был просто в ужасе.

Договорились, что балеринка, как устроится и как позволят дела – сразу же приедет на несколько дней в город. Автобус укатил.

«Какой ужас! – проговорил брат, первым нарушив сложное молчание их маленького сплоченного коллектива, – что с людьми делает время! Ты видела? У нее зубы веером!!!» – «Ну, вероятно, у нее парадонтоз, – беззаботно отозвалась Петровна. И добавила рассудительно: – Зубы и новые можно сделать. Правда, эти все до единого придется выдернуть…»

Брат ее не слушал. Подруга юности произвела на него сильное впечатление. Он был подавлен.

Дальше было хуже. Много хуже.

Балеринка, она ведь, бедная, решила, что отец ее ребенка раскаялся (в чем? неважно!) и страстно мечтает о воссоединении семейства, мечтает о сыне…

Так часто бывает. Многие отцы, накуролесив в жизни, в преклонном возрасте ищут своих развеянных по свету детей. И размазывают старческие слезы, и трясутся, и жалко их, но и противно тоже. И далеко не все дети, уже выросшие, готовы принять их в свое сердце. Не все могут простить того, что не было рядом отцовской теплой руки, крепкого плеча, не было защиты. Что воспитывались они, часто, исключительно женщинами, и от этого что-то покорежилось в них, что-то сломалось, а что-то не проросло вовсе…

Итак, балеринка решила, что ее ждет реванш, и основательно к нему подготовилась. Накупила атласных халатов с попугаями – невыносимо алого цвета. Накупила шортиков, чтобы, значит, ножки свои все еще хорошенькие, хоть и с признаками подагры, показать. Продумала тщательно туалеты… И все никак не могла отойти от этой роли, никак не могла взять в толк, что все это ничего общего не имеет с действительностью. И губки надувала, отчего это дружок ее старинный не идет, ведь она уже здесь. И Петровна мучилась, пыталась деликатно донести, что она сама, Петровна, да муж ее, – это все, на что может рассчитывать гостья, что не чужие же они, в самом деле, люди, и поговорить им есть о чем… И накрывала столы, парила-жарила, и пыталась развлечь гостью, расспросить о сыне – все напрасно. Та лишь дулась и требовала подать ей милого дружка.

И он приходил даже пару раз – не то сестру-дурочку жалел, не то о сыне хотел послушать – как он, что он, какие планы строит, большой ведь уже, в армию скоро.

Раз затеяв игру, балеринка никак не хотела от нее отстать: утомительно кокетничала, делала глазами «мерцающие звезды», непрерывно хохотала, говорила полунамеками. О сыне вовсе не хотела говорить, напускала туману, так что и понять ничего было нельзя. Как бы приторговывала информацией о нем – как бы имела на руках козырь и придерживала его.

Господи-Господи, силы небесные – это же надо было вынести!