Человек с аккордеоном

Он понял вдруг, что состав вот уже минуты три как тронулся, вагон словно задышал, заскрипел суставами, превратился в живое существо, передающее каждому пассажиру мерное биение своего пульса. Александр Александрович прислонился к стенке, ощущая лопатками ее мерное движение. Эта вибрация, этот перестук колес на стыках, под который можно напевать любой мотив, сообщали всему его телу какую-то давно забытую бодрость и свежесть. Господи, в каких только поездах он не ездил: и в воинских эшелонах, и в товарных составах, и в знаменитом трансъевропейском экспрессе Стамбул — Париж! И всегда это были лучшие минуты его жизни, он на себе самом ощущал философскую сущность движения, чувствуя себя одновременно с теми, кого покинул, и с теми, кого еще только предстоит узнать.

Командированный поступил так, как он должен был поступить. Правда, вместо потаенной десятки он извлек из внутреннего кармана габардинового макинтоша поллитровку, радость его от этого была не меньше.

— Слегка, а? По чуть-чуть. Единственно, чтоб хорошо доехать. — Он манипулировал бутылкой, поворачивал к свету то одним, то другим боком, описывая ею круги, любуясь ею, как редчайшим произведением искусства. А Александру Александровичу вдруг действительно захотелось выпить, потому что какая же это для русского человека дорога, если не настроить себя в тон стуку колес, и надрывному вздоху гудка, и шуму ветра в прибрежной осоке.

— Налейте мне немного, — попросил он. — Две капли. Знаете, как говорил Лев Николаевич Толстой, чтобы не пить, не надо собираться, а уж если собрались, так надо выпить.

— Вот, — восхитился хозяин бутылки, — золотые слова! Внимайте, молодежь, это, как говорится, голос зрелости. Но от графа я не ожидал, честное слово, значит, как говорите, он это сформулировал, если, значит, сошлись, то почему не выпить! Молодец, ей-богу…

Он разлил водку по стаканам прямо-таки со снайперской точностью, абсолютно ровно на четверых. Александр

Александрович и молодая женщина поспешили уменьшить свои доли, увеличив таким образом порции остальных участников трапезы, командированный этому не противился. Он легко, тягуче, как лимонад в жару, выпил полный стакан водки и сразу же, будто выполнив долг, успокоился. Зато молодожены мгновенно развеселились, заговорили громкими голосами, перебивая друг друга и звонко смеясь. Александр Александрович не вмешивался в разговор да и не слушал его почти, привыкнув к нему, как к грохоту сцеплений, ему было хорошо и от водки, и от сознания, что он все еще в состоянии распоряжаться собой, совершать решительные поступки. Он всю жизнь воспитывал это в себе, еще с последних классов гимназии, умение бросить вызов, стоять на своем, радикально делать выбор. По сути дела, это была борьба с самим собой, преодоление натуры, склонной к медитации и противоречиям. Учитель математики, сухощавый элегантный Петр Васильевич Верт, говорил ему: «Саша! Россию вообще и вас конкретно погубит самокопание. Бросьте! Будьте современным европейским человеком, наплюйте на всех ваших Бердяевых и читайте Декарта! И гоните к черту весь этот декадентский сплин, а то что ни выпускник, то кандидат в самоубийцы!»

«В Ираке «Волга» стоит пятьсот фунтов!» — отчетливо услышал Александр Александрович. Это сказала молодая женщина. «Как же, пятьсот, — возразил ей муж, — если Олег купил ее за полгода». — «Во-первых, не за полгода, а за девять месяцев, а во-вторых, он был не в Ираке, а в Иране, там машины дешевле. А в Ираке был муж Марины». — «Ну, не переживай, — примирительно сказал муж. — Там, куда мы поедем, «Волгу» тоже можно купить меньше чем за год. Если ты не станешь целыми днями пропадать в магазинах». — «Конечно, стану», — как будто бы в шутку, но на самом деле очень серьезно сказала женщина.