Человек с бриллиантовой рукой. К 100-летию Леонида Гайдая

Следовать за намеками и документальными расширениями меня побуждает сюжет фильма, построенный на сверхзначимости документа для бюрократического человека. Гадая на реквизитах повестки, я размышляю о том, была ли неточность в их оформлении случайностью или шифром для посвященных в тонкости делопроизводства. Свой текст я расцениваю как попытку описать ранний фильм Гайдая, его начальственную рецепцию и тактики прорыва административной блокады картины как производственную травму, из (переработки) которой рождается мастер советской комедии.

Дело фильма

В мае 1958 года на совместном обсуждении «Жениха с того света» силами секции кинокритики Союза кинематографистов и вгиковской кафедры истории кино Михаил Ромм рассказал – куда более развернуто, чем это было в повестке, – о злоключениях фильма. Реплику мэтра я привожу здесь целиком, поскольку она является свидетельством активного участника событий – опытного режиссера, имеющего долгую успешную историю работы в советском кинематографе, наставника и неравнодушного человека.

Что не менее важно, опираясь на рассказ Михаила Ильича, я ввожу и привожу в действие понятие, ключевое для работы с этим материалом. Используя в качестве верстовых столбов институциональные фильтры, через которые фильм проходит в процессе кинопроизводства, сопрягая этапы этого пути с возникшими по ходу административными осложнениями, следуя фарватером, который задан документами и зафиксирован в них, Ромм очерчивает то, что можно было бы назвать делом гайдаевского фильма: