Костомаров пошел по следам. Он читал их, как книгу. Вот Катя, уже после того, как убедилась в отсутствии людей, вновь спустилась к ручью. Вот мох сильно вытоптан. Тут бегляночка, видимо, напилась из ручья воды. Костомаров тоже попил. Вода была холодная и очень вкусная. Никогда прежде такой вкусной воды Костомаров не пил. Он готов был лежать на прохладном мху, но не посмел. Вскочил, схватил автомат, пошел по следам. Катя пробиралась вдоль ручья. Все верно она делала. Костомаров это знал, даже не заглядывая в карту. Помнил по памяти. Этот ручей бежал через лес, вбирая в себя другие ручьи, наполняясь водой, постепенно превращаясь в речку, и впадал в реку буквально в полукилометре от паромной переправы. Здесь невозможно было заплутать. Иди по берегу и выйдешь точно в нужное место.
Вдруг Костомаров зацепился за что-то взглядом. По инерции еще прошел несколько шагов, но потом вернулся. Медвежьи испражнения. Свежие. В траве. Костомаров сорвал с плеча автомат и волчком крутанулся на месте. Ожидал увидеть изготовившегося к нападению медведя или медведицу. Но не было здесь зверя. Ушел. Куда? А по следу Кати зверь ушел, вдруг догадался Костомаров. Катя безоружна. И если так – она обречена.
Катя действительно даже не вошла в охотничий дом. Все происходило так, как и представлялось Костомарову. Едва Катя поняла, что людей на заимке нет, тут же побежала к ручью. Здесь вдоль ручья надо идти, вниз по течению. Так говорил ей полковник Богуславский. Они тогда вдвоем с ним прошли весь маршрут, еще когда Катя здесь только поселилась. Изучим пути твоего отступления, говорил Богуславский. Вроде в шутку. Только он очень серьезный человек, этот Богуславский. И ничего просто так не делает. Он все предусмотрел. Кате часы оставил с компасом. С виду обычный хронометр, только корпус толще. А сдвинешь верхнюю часть корпуса – и под хронометром обнаруживается компас. «В случае чего иди от скита строго на северо-запад», – сказал Кате Богуславский. Он не опасался того, что Катя промахнется мимо охотничьей заимки. Она, эта заимка, Кате и не нужна была. Главное было – выйти к ручью, а тут ошибиться сложно. Ручей длинный, и выйти километром выше заимки или километром ниже – не беда. Главное – ручей найти, а потом уже вдоль него идти к реке.
Вдоль ручья Катя и шла. Костомаров ошибался только в одном: он ожидал, что Катя подрастеряла силы и сбавила темп. А она на самом деле шла скорым шагом. Ее подстегивал страх.
Она не знала прежде о том, что в скиту ее кто-то охраняет. Даже не подозревала. Но когда увидела послушницу Надежду, грубоватую малоразговорчивую тетку, с автоматом в руках – сразу поверила в то, что пришла настоящая беда. Катя этой беды ожидала все годы, что прожила в скиту. Полковник Богуславский сказал ей, что однажды за ней могут прийти. Это случится внезапно, и к этому надо быть готовой. Катя была готова. И сейчас она стремительно уходила прочь от скита, потому что знала, что пришли именно за ней. А уж если пришли, забрались в такую даль, то не отступятся, будут преследовать. Погоня будет. Ее Катя боялась. Ей не на кого было здесь рассчитывать, только на саму себя. И она думала, что может не справиться, не сдюжить. Когда ей становилось совсем страшно, и этот страх мог бы лишить ее последних сил, она позволяла себе замедлить бег и вслушаться в звуки леса. Тихо было. Не слышно погони. Приободрившись, Катя продолжала путь.
В одном месте дорогу ей преградил бурелом. Здесь был высокий бережок, и непогода когда-то, видимо, покалечила деревья; какие-то поломала, будто спички, а некоторые будто с корнем вырвала, и все это с высокого берега обвалилось в ручей. Пройти невозможно. Катя стала вскарабкиваться на берег, чтобы пройти поверху, уже была близка к вершине, как вдруг какой-то звук привлек ее внимание. Треск сучьев. Первый признак близкой погони. Катя испуганно обернулась. Она еще не видела своих преследователей, но уже поняла, что ее настигают. Испугавшись так, как никогда в жизни прежде не пугалась, Катя бросилась наверх – в тщетной надежде убежать, скрыться, спрятаться. Достигнув вершины, не удержалась, оглянулась и оцепенела от ужаса.
Внизу, еще довольно далеко, бежала вдоль ручья медведица. Катя сразу догадалась, что это медведица, а не медведь. Потому что как раз про медведицу инокиня Исидора, проживавшая в лесах много лет, рассказывала самые жуткие истории. И все годы Катиного пребывания в скиту действовало введенное Исидорой строгое правило: в пору ежемесячного женского недуга ни одна из насельниц, если с нею подобное приключилось, не имела права войти в лес. Исидора говорила, что медведица таких женщин, а также и тех, что беременными в лес вошли, чует за много верст, и нет такой женщине пощады. Разъярившись, обязательно догонит и насмерть заломает. Так что по ее душу медведица спешит. Это у Кати приключился женский недуг. В аккурат накануне.
Катя ужаснулась. Попятилась. Она от людей ждала беды, а убьет ее сама природа. Дикий зверь. И спасения нет. Она об этом знала.