ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ

С большим трудом перебрался Сергеев в северный порт Дарвин и там нанялся грузчиком огромного холодильника, который принадлежал «Meat Company», отправлявшей в Европу замороженное мясо. Лишь через два месяца удалось договориться с капитаном «Тапиуни». На этом новозеландском пароходе заболел кочегар, и капитан, оценив физическую силу Сергеева, взял его без ведома властей. Платы никакой — только питание да койка в матросском кубрике. В кармане — серебряный рубль, который он хранил шесть лет, со времени сибирской ссылки и побега. Память о родине... На одной стороне потертой монеты профиль ненавистного самодержца, на другой — двуглавый орел. Это они терзали его долгие годы. Теперь царю и орлу — конец!

«Тапиуни» уходил из Дарвина во мраке майской ночи, и Федор, стоя на деке, долго еще видел мигание портового маяка. Это с ним прощалась «счастливая» Австралия... И в этом таинственном мерцании ему чудился отблеск карих очей Мини и Сузи. Сердце щемило, в душу заползала тоска... Можно ли оставлять близких людей, с которыми ему было хорошо? Ведь неизвестно еще, как встретит его родина. Не ждет ли его там больше горя, чем радости?

Все равно — он сын ее, он должен вернуться и выполнить свой долг до конца, даже если придется погибнуть.

Месяц плавания, месяц тяжелой работы у раскаленной топки. В колеблющихся отсветах пламени на черных стенах кочегарки Федору виделось зарево рождающейся в муках революции.

Бросаясь после вахты на койку, Федор, несмотря на усталость, долго не засыпал. Скорее бы ринуться в водоворот борьбы! Сейчас вся Россия, как и их «Тапиуни», попала в грозный шторм. Муссон, вяло дувший с берегов Тонкинского залива, сменился порывистым ветром, и на море поднялось сильное волнение. Днем небо обложили тучи, и теперь не видно Южного Креста с его двумя ассистентами- указателями. Хлещет тропический дождь, без грома и блеска молний.

Качка усиливалась, переборки потрескивали, где-то хлопала дверь, за стеной что-то шуршало и поскребывало. Свободные от вахты матросы безмятежно спали, а Федор все ворочался. В кубрике ожили все предметы. Лампочка раскачивалась, словно маятник, графин и стакан трусливо дрожали в своих ячейках.

Так Федор ни о чем и не договорился с Мини. Слишком далека она от того, что составляет смысл и цель его жизни, чем он не мог поступиться никогда. В ее узком мирке нет места для его высокого долга, и не поможет тут никакая любовь, никакая привязанность.

Но что горевать, терзать себя? Он не одинок. В России у него много друзей — преданных и надежных. С ними легче будет забыть все то, что так нелегко забывается.

Последняя остановка в Шанхае. Все ближе и ближе цель... «Тапиуни» снова в открытом море.

В солнечный июньский день взору Федора открылась родная, голубеющая на горизонте земля. Бухта Золотой рог и взбегающий на невысокую сопку наполовину деревянный Владивосток.

Федор переоделся, натянул кепку и кожаную куртку.

Загрохотала в клюзе цепь, и якорь, вздымая фонтан брызг, шумно бухнулся в воду. Еще закрепляли на кнехтах пристани швартовы, а Федор, не ожидая трапа, спрыгнул на землю.

Спросив что-то у первого встречного, он ринулся вдоль берега по Светлянской улице, свернул в третий переулок и очутился перед почтой, с которой уже был сорван царский герб.

Споткнувшись о порог, он чуть не растянулся у самого барьера, за которым сидела Юная, румяная и красивая, как сама революция, телеграфистка. Она испуганно вскинула ресницы.

— Барышня! — произнес Федор с легким акцентом и тут же поправился : — Гражданочка, дайте быстренько бланк для депеши...

Девушка подала ему бланк и посочувствовала:

— Кто-то умер у вас, наверное?

— Напротив! Родился человек — я родился. Теперь я снова подданный России, но уже свободной. А вот этот... — ударил он о барьер своим памятным рублем. — А этот, что на нем изображен, вместе со своим оборотнем сгинул навеки!

И торопливо набросал телеграмму своим друзьям-болыпевикам:

ХАРЬКОВ ГОРОДСКОМУ КОМИТЕТУ РСДРП

Возвращаясь аз Австралии, шлю привет товарищам и соратникам в борьбе за освобождение рабочего класса от всякого гнета и эксплуатации. Надеюсь скоро быть снова в вашей среде.

С братским приветом когда-то Артем, а ныне

Ф. А. Сергеев.

ОТ АВТОРА

Шел 1926 год. Мне минуло семнадцать лет, и я, оставив детский дом в уездных Валках, поступил через харьковскую биржу труда на паровозостроительный завод. Работал токарем в сборочном цехе.

Заводская молодежь редко пользовалась столовой — чаще завтракали у своих станков. В этот час отдыха пожилые рабочие рассказывали нам уйму занятного. Почти все они были участниками революционных событий 1905 года. В их воспоминаниях неизменно фигурировал Артем. Глаза рассказчиков горели молодым блеском, они лихо подкручивали седеющие усы: