ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ

Федор говорил горячо и так вошел в роль, что и сам почти поверил, будто он доверенное лицо своего отца. Впрочем, значительная часть его рассказа чистая правда. Захоти он, отец и впрямь доверил бы ему свое дело.

— Что ж... Пожелаю вашей фирме удачи! — сказал Еремин, утратив интерес к подметному письму и посетителю. Разумеется, для очистки совести запрос в Ак-Булак будет послан. Только когда же из диких песков ждать ответа? Консистория и управа подтвердили свои деловые отношения с Хлястиковым. Обыск и наблюдения филеров ничего компрометирующего не принесли. — Положитесь на полицию, господин Хлястиков:..— Еремин встал. — Преступников мы непременно изловим. Честь имею!

Теперь Федор знал: негласное наблюдение за его персоной будет снято как беспредметное. Конечно, до поры до времени... У охранки уйма иных забот. Николаевские рабочие бурлят, протестуют против войны и мобилизации запасных. Вот и получается: наложили фараоны на дверь печать, а мыши за ней хлеб точат!

БОРОДАВКА СТАРАЕТСЯ

Сыщиков словно ветром унесло с наблюдательных постов близ дачи, да и в городе их Федор уже не видел за собой. Однако он еще не разрешал Алеше Ухову и Чигрину посещать свою резиденцию. Капельку терпения! Квартира «проветрена» на славу, а сам Федор в глазах охранки обелен. Сущий праведник, только нимба над головой не хватает!

В эти дни Сергеев решил познакомиться с Борисовым и Котелевцом у Алеши Ухова. Пора к ним присмотреться ближе...

— Товарищ Виктор, — представил Федора Алексей. — Новый агитатор от Осипа.

Сергеев досадовал, что не может полностью довериться товарищам. Над ними еще висела тень нераскрытого предательства.

— Вот что, друзья, на первых порах создадим в городе три районных комитета. Если один провалится, остальные продолжат дело. Связь — только через явку. Скоро и городской комитет доизберем.

— Все еще работать разобщенно? — недовольно приподнял Котелевец густые, сросшиеся на переносице брови.

— А где вас найти в случае необходимости? — спросил с вызовом Борисов и густо покраснел. — Кажется, вы нам не доверяете?

Федор сделал вид, будто не расслышал последнего вопроса.

— Ночую где попало, — сказал он. — Ничего не поделаешь: без конспирации не обойтись. Листовками по-прежнему будет снабжать Ухов.

По городу разливалась забастовочная волна. В конце августа подпольный гектограф печатал с полной нагрузкой. Федор сколачивал актив из новых подпольщиков. Это были Тоня — невеста Алеши Ухова, ее отец Николай Тихонович Шалимов, Петрусь из пекарни Трешина, матрос Павел Сидоров из 37-го флотского экипажа и парни с Французского, которые разоблачили на пляже филера Шкребу.

Подпольщики пробирались на дачу к Федору по задам усадеб или подплывали на лодке.

Федор уже подумывал о городской сходке, о пополнении комитета. Он истомился по широкой аудитории, ему претило разыгрывать перед охранкой роль верноподданного мещанина.

Однако с этим снова пришлось повременить.

Как-то вечером Федор случайно встретился в городе с Борисовым. Им бы разойтись, как незнакомым, но соблазнила пустынная Рыбная улица. Тем более, что уже совсем стемнело. Они вполголоса заговорили о своих делах. Несколько кварталов им было по пути.

Вдруг Федор заметил позади человека. Наглый шпик — то догонит, то отстанет и снова почти вплотную семенит.

Черт побери, откуда здесь мог взяться хвост?

А филер уже наступал на пятки, порой даже слышно было его учащенное дыхание. Борисов не выдержал, остановился и крикнул:

— Чего ползешь за нами, гад? Отвяжись, не то намну бока.

Федора душил смех, но он не обернулся. Если шпик опознает его — дело дрянь. Но за кем именно он следит?

Окрик. Борисова подействовал. Силуэт сыщика слился с забором и замер. На окраинах, особенно на Слободке, с пришельцами не церемонятся... Мастеровые уже осмелели!

И снова за спиной крадущиеся шаги. Иногда затихают, затем опять торопливые перебежки. Пора разойтись с Борисовым, но что, если филер увяжется именно за ним? Проваливать дачу нельзя!

— Вот что, — предложил Федор Борисову, — свернем в переулок. Ты удирай, а я... Шпик высунется из-за угла, тут я ему и расквашу богомерзкую рожу. Пока он придет в себя — скроюсь.

— Хвост мой, товарищ Виктор, мне и обрубить его, — возразил Александр. — Скотина может вас запомнить.

Конечно, Борисов прав.

Свернули в переулок, и Борисов затаился за толстым тополем. Позади Федора раздался удар, и что-то грузное шмякнулось в пыль.

— Долго, тварь эдакая, будешь таскаться за мной? Не угомонишься — завтра еще не так угощу!

В ответ послышался плачущий голос:

— Дураки набитые... Не того лупишь. Еще пожалеете, слепые щенки!

— Пожалею?! — остервенился Борисов. — Получи, дракон, еще!

Он догнал Федора, и оба зашагали дальше.

Сергеева озадачили странные слова филера. «Дураки. Не того лупишь...» Почему подпольщики «слепые щенки»?

— Что там бормотал этот прохвост?

— Не помню... — нехотя отозвался Александр. — Грозился. Ох, когда-нибудь да прикончу я этого Бородавку!