ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ

— А в том, господа филеры, что сматывайте удочки из Николаева! Распрощайтесь навсегда и с охранкой и с революционерами.

— Нарушаешь обещание?

— Бровастый уже не конкурент филерам на этом свете! Но и вам не работать у господина Еремина.

— Так это же нечестно! — возмутился Шкреба.

— Вам ли болтать о чести? Запомни: если хоть один филер вернется к старому корыту, я вручу охранке ваше письмо.

Шкребу словно паралич разбил. В таком состоянии Федор покинул агента охранки.

Оставалось разоблачить Котелевца перед Борисовым, Уховым и другими товарищами. Они вправе подумать, что расписка и письмо сфабрикованы охранкой, чтобы разрушить подполье руками самих революционеров.

Утром Федор нашел изменника на городской электростанции,

— Не удивляйся моему появлению... Я только что из Одессы. Согласовал там созыв общегородской сходки и выборы в комитет.

— Да ну?! —обрадованно взлетели брови Семена. — А я уже думал: куда пропал наш Виктор? А где и когда собрание?

— Завтра в девять вечера в саду дачи Барбье предварительно соберутся районные организаторы и актив. Будет представитель из Центра... — подчеркнул Федор. — Но ты никому об этом ни слова! Остальных товарищей я сам извещу. Пароль: «Который час?» Отзыв: «Пробил последний!» Жди меня в восемь на Молдаванке у ночлежки. Вместе пойдем.

Ухову, Борисову и Чигрину Федор не сообщил о «собрании», а лишь попросил их ждать его завтра в лодке вблизи от ночлежки.

Но тестомесу Петрусю и матросу Павлу Сидорову из 37-го флотского экипажа он поручил следить за дачей Барбье и ее окрестностями. Если патрульные увидят, что вечером к даче подбираются городовые, пусть Петрусь Залыгин ровно в девять вечера запустит ракету со двора пекарни. Если же у дачи полицейские не появятся, сигнала не давать.

Семен Котелевец пришел к ночлежке купчихи Кореневой раньше назначенного часа. Сюда вереницей тянулись нищие, тряпичники, безработные — бездомный люд. За пятак спят вповалку на полу, а за гривенник — на нарах. В дом набивается до пятисот человек. Духота, вонь, насекомые.

Котелевец еле дождался Виктора. Тревожно переминаясь, он бросал беспокойные взгляды по сторонам, словно что-то предчувствуя. Федор подошел суровый, тоже взвинченной.

— Пошли... Вернее, поедем на лодке. Товарищи ждут нас.

Федор сел на корму у руля. Спиной к нему нахохлился, как ворон, Иван Чигрин. На второй скамейке дружно гребли в два весла Борисов и Алексей. Котелевец устроился на носу. Вскоре лодка была уже на середине полноводного Ингула. Река плавно катила навстречу холодные волны. Справа мерцали огоньки города.

Мрачное настроение Федора передалось остальным. Что с веселым Виктором? Все, кроме Котелевца, не знали, куда они плывут.

А Федор, поглядывая на берег в сторону дачи, время от времени вытаскивал часы и присвечивал спичкой. Наконец нарушил молчание:

— Суши, ребята, весла. Постоим чуток на фарватере...

Котелевец забеспокоился.

— Зачем? На собрание опоздаем. Нехорошо! Правила конспирации требуют точности, а мы прохлаждаемся. Греби, Лешка!

Иван Чигрин повернулся к Федору, недоуменно подняв плечи.

— Собрание? Что за собрание?

В неверном свете звезд было видно, как забегали глаза Котелевца.

— Не знаете, что ли? Скажи им, Виктор!

Две минуты десятого, а сигнала нет... Что он сейчас скажет товарищам, Котелевцу? Неужели предатель не доложил охранке? А может быть, там решили пока не трогать организацию, выждать. Нет, уж слишком велик соблазн схватить актив, и особенно «представителя Центра»! Тогда что же? Котелевец чист, а его, Федора, разыграл Шкреба...

— Чого мовчишь, Виктор? Кажи, що задумав? — сказал Чигрин. — Чого ты нас покликал сюда?

И в этот миг на берегу с шипением взлетела ракета. Вычертив в небе огненный след, она поднялась в черный зенит.

— Сейчас скажу, — произнес Федор и нащупал в карманах смит-вессон. — Какой у нас сегодня пароль, товарищи комитетчики?

Чигрин начал кое-что понимать, но Борисов и Ухов лишь недоуменно переглянулись. Пароль? А Котелевец торопливо ответил за всех:

— «Который час?» А ответ...

— «Пробил последний!» — воскликнул Федор. — Твой последний. Бровастый! Ты изменил делу рабочего класса, нашей партии, и мы будем тебя судить по законам подполья. Твое последнее слово!

Но Бровастый молчал. И его безмолвие было яснее признания.

Федор рассказал, как шпики выдали своего «конкурента», как ракета подтвердила эти сведения.

— Нет, нет! — взвизгнул Котелевец. — Все не так... Я не выдавал... я... Они сами, все сами! А я...

— Не винен, клята душа?! — выдавил из себя Иван Чигрин. — Значит, не ты, подлюга, наслал в хатыну мадамы Барбье полицаев, а я, чи Олекса з Сашком, або наш Виктор? — Он засучил рукава. — Хлопцы! Дозвольте мне замарать руки, чтобы наш приговор над этим предателем привести в исполнение? — И, не ожидая ответа, двинулся к провокатору.

Челн заколыхался; Котелевец опомнился, вскочил. Взгляд безумный, волосы дыбом. За спиной черная вода, а к нему приближался Чигрин — неподкупная совесть подпольной организации.

То ли сильно качнулась лодка, то ли Котелевец сам выбрал смерть, но он кулем свалился в реку и сразу пошел на дно.