Человек с котом

– Про это надо долго рассказывать. Улей – будто игра в пазлы. Он весь разделен на многоугольники – кластеры. Считается, что каждый из обычных кластеров принадлежит одному из миров Мультиверсума – бесконечного множества самых разных миров. Его при тумане, который мы называем перезагрузкой, вырывает из родного мира со всеми обитателями и приносит сюда. После этого почти все люди заражаются, превращаются в тварей, остается немного иммунных, их зараза не берет. Проходит срок, и туда же прилетает кластер уже из другого мира. Обычно отличий между ними нет вообще, или они такие, что не заметишь. Вселенная бесконечна, и Улей тому подтверждение. И еще не факт, что кластеры именно прилетают, есть мнение, что они копируются механизмом Улья. Существует проблема с временны́ми сдвигами, потому как там, у себя, кластеры на месте не стоят, за время между перезагрузками они меняются, иногда серьезно. Так что отличия все же есть. Сложно все там, подробно и долго говорить надо, хорошо бы потом тебе почитать брошюрку на эту тему, я такую в больнице листал. Специальная литература для новичков, очень четко расписаны все эти моменты. По короткому разговору тут ничего не поймешь. Твой автобус сломался, ты задержалась и оказалась на кластере в момент перезагрузки. Потому и не нашла заправку, она осталась в твоем мире, здесь на ее месте территория иного кластера, он совсем другой.

– Если находиться в кластере, который перезагружается, окажешься дома?

– Интересно…

– Что интересно? Ты разве об этом никогда не думал?

– Об этом я как раз подумал в первую очередь, когда мне только-только начали рассказывать о прелестях Улья. Но тебе не успели толком ничего объяснить, а ты уже задала коронный вопрос всех новичков. Прямо на лету схватываешь.

– Да, я всегда быстро схватываю, а ты сказал достаточно. Ну так что?

– Нет. Исчезают только старые постройки и все мертвые предметы. Люди остаются, голые и без оружия. Бывает, умирают, бывает, становятся слюнявыми идиотами. Это явление здесь называют откатом, попадать под него не рекомендуется. Так что извини, но нет, так просто тебе отсюда не выбраться.

– Родители сойдут с ума. Я у них единственный ребенок.

– Если все дело в копировании, они даже ничего не заподозрят.

– Если тебя укусит зараженный, ты заразишься?

– Приятного в таком укусе мало, но здесь не кино, в зомби не превращусь.

– Я здесь меньше дня. Ты сказал, что почти все заражаются. Сколько из них остаются иммунными? Какой процент?

Карат нахмурился – вопрос скользкий. Но смолчать нельзя, придется отвечать.

– Не знаю точные цифры, к тому же все зависит от кластера, а там трезвому не разобраться. В некоторых разум сохраняет один из тысячи или даже десяти тысяч, в других изредка доходит до двух-трех из сотни. Примерно такой разброс, точнее не скажешь.

– То есть приблизительно один из тридцати, в самых лучших случаях, которые бывают нечасто?

– Да.

– Получается, у меня почти нет шансов…

– Не надо такое говорить.

– А что мне еще можно сказать?

– Ничего не болит? Мысли не путаются? С дыханием нет проблем?

– Зачем ты это спросил?

– Заражение выдает себя на самых ранних стадиях разными симптомами. Ну так что?

– После того как ты это спросил, заболело абсолютно все. И мысли запутались в узел. А еще дыхание останавливается.

– Вообще-то я серьезно.

– Я тоже. Карат, я… я боюсь… Я очень боюсь… Лучше умереть, чем такое…

Девочка повернулась, уставившись в сторону бесновавшихся на удаляющемся берегу мертвяков. Стекла темных очков скрывали ее глаза, но Карат не сомневался, что страха в них хватает.

Оставил весла в покое, уперся ладонями в колени, стиснул зубы, решая непростую задачу. Впрочем, ответ настолько очевиден, что долго размышлять не пришлось.

– Как-то нехорошо получается. Я представился, а кто ты, до сих пор не знаю. В Улье с этим вопросом все очень строго.

Девочка ответила без колебаний:

– Диана, четырнадцать лет. То есть пятнадцать. Ну, то есть почти пятнадцать.

– А выглядишь на тринадцать.

– Преувеличиваешь.

– Разве что чуть-чуть.

– Я еще вырасту.

– Не сомневаюсь. Имя настоящее?

– А какое же еще? Показать ученический билет?

– Верю. А ученический лучше порви.

– Зачем?

– Тут он тебе точно не пригодится. Да и нехорошо, если другие узнают о настоящем имени.

– Настоящем имени?

– Ну да, тут почти все суеверные до смешного, из-за этого нового человека приходится как бы крестить по обычаю Улья. Вот так я и стал Каратом. С женщинами проще, ведь их меньше, у них вроде льготы, могут сами себе новые имена выбирать. Потому Наташек и Машек не увидишь, сплошь всякая экзотика, часто до уморительного доходит, как только не извращаются при выборе – тут тебе и Шахерезады, и Нефертити, а уж Клеопатры и Мессалины стаями бродят.

– Я не суеверная.

– Я тоже.

– Тогда почему ты заговорил о смене имени?

– А давай не будем его менять? Диана – и так не сказать, чтобы распространенное. Все будут думать, что новое выбрала. А ты просто не говори ничего никому, один я знать буду, а я – могила. Диана, и все.

– Как скажешь. Мы остановились только ради имени?

– Вообще-то не совсем.