— Все, что идет из гестапо, рассматриваю лично я.
— Отныне рассматривать буду сначала я, бургомистр, а уж потом в полиции.
Будет исполнено, господин бургомистр. — Корольков даже каблуками щелкнул, по в глазах его мелькнул и спрятался недобрый огонек. Но огонек блуждал в его глазах считанные секунды. Уже в следующую минуту «министр» раскладывал перед Чаповским довольно пухлое «дело» Проханова.
— Так много о нем собрано? — удивился бургомистр. — Ну уж… уволь. Читать не стану. Рассказывай, что за человек?
— Извольте. Проханов Василий Григорьевич. Русский. Родился в Орловской губернии.
— Сколько же ему сейчас?
— Сорок шесть.
— Так. Вполне приличный возраст, — удовлетворенно отметил для себя бургомистр. — Дальше!
— Учился Проханов в Смоленске. Весьма успешно закончил церковно-учительскую семинарию. Учителем закона божьего Проханов был почти до самой войны с германцами.
Чаповский поморщился, но промолчал. Корольков тут же поправился.
— Закон божий преподавал до самой войны с кайзером. — Корольков заметил одобрительный кивок бургомистра и продолжал: — В годы законоучительской деятельности, по тем отзывам, которыми мы располагаем, он показал себя как приверженец монархии, защитник веры, царя и отечества…
— Ну… насчет царя и отечества — это вы, батенька мой, хватили. А вот что касается защитника веры — это, я полагаю, сведения весьма достоверные.
— Позволю возразить, господин бургомистр. Как можно было в те священные годы защищать веру, не защищая монаршую персону и отечество? Вера, царь и отечество для истинных патриотов и верноподданных были нечто нераздельное…
— Гм… Мой министр, кажется, положил меня на обе, лопатки.
Бургомистр добродушно рассмеялся, а вслед за ним и начальник полиции, но глаза Королькова были совсем не веселыми, в них мелькали недобрые сполохи. Он ненавидел Чаповского, но сдерживался, таился.
— Итак, я продолжаю, господин бургомистр. За год до войны с герман… Виноват… За год до войны с кайзером
Проханов поступает на Волыни — это под Житомиром — в училище пастырства и продолжает учиться почти до конца 1916 года.
— Ловок, ничего не скажешь. Братия воевала, а он бога славил.
Корольков сделал вид, что не слышал последнего замечания бургомистра.
— Вскоре после окончания училища Проханов был рукоположен епископом Григорием в сан священника.
— Так, так. Значит, священником Проханов стал еще до Февральской революции. Отлично. Продолжайте, мой министр.
— Революцию, как Февральскую, так и большевистскую, Василий Григорьевич встретил со скрежетом зубовным…
— Вот как? — приятно изумился Чаповский. — Откуда такие сведения?
— Располагаю им же подписанным документом. Впрочем, и без документа можно прийти к тому же умозаключению. Учитель закона божьего, как там ни говори, получал не такие уж большие деньги.
— Но и… не такие уж малые, — возразил Чаповский.
— Согласен. Но эти деньги, господин бургомистр, не могли сравниться с доходами священника, ежели, к тому же, он обладает хорошим приходом.
— Гм… Ну и?… Прошу дальше.
В голосе Чаповского послышалась досада. Корольков, как вольтметр, среагировал на этот оттенок недовольства в голосе начальника и продолжал уже строгим, официальным тоном.
— Проханов примкнул к тем, кто решительно не при» знал советской власти. Он сразу же стал под знамена патриарха Тихона, который, как известно, объявил войну Советам.
— Кстати сказать, довольно глупую войну, господин полицейский, — саркастически заметил Чаповский. — Эта дурацкая выходка фанатика патриарха нам очень напортила…
— Не понимаю, господин бургомистр…
— А тут и понимать нечего. Действуй патриарх не так открыто — я имею в виду — не с открытым забралом, а исподтишка, — представляешь, мой министр, какое бы воинство можно собрать под знамена церкви!
Э, да что там! Эта оппозиция Тихона вынудила комиссаров пойти на крайние меры. Только и всего. А чем кончился для Проханова этот его бунт?
— Сибирью, конечно.
— Так я и знал. По какой статье судим?
Пятьдесят восьмая.
— Кончай с биографией. Что там дальше?
— Дальше все просто. Отбыл положенное и стал служить Советам.
— Затаился, что ли?
— Надо полагать. Работал в областном центре на заводе номер девять, потом в городской бане…
— Неужто в бане? Ай да Проханов! Отмочил! — Бургомистр расхохотался, а Корольков только скупо улыбнулся. — Ну и что же? — оборвал себя Чаповский.
— Подхожу к концу. Из бани перешел на маслозавод, где повкуснее, а потом определился счетоводом в городскую больницу. Когда доблестные немецкие войска вступили в город, Проханов сам явился к властям и предложил использовать его по прямому назначению.
— Сам лично?
— Так точно.
— Это из достоверных источников?
— Источники абсолютно достоверны. Гестапо!
— Понимаю.
— В область прибыл личный представитель фюрера. Человек, правда, штатский, но с самыми высокими, полномочиями. Все его называют советником. Но… — Чаповский опять заколебался. — Словом, упаси бог от внимания этого советника.
Бургомистр сказал и спохватился.
— Я, конечно, имею в виду неистощимую требовательность господина советника…