Человек с Луны

Забрав только одеяло и несколько кусков таро, я отправился в путь. Так как все это происходило в буамрамре, то меня никто не видел, и вышел я из буамрамры прямо к морю, а не пошел по деревне. Хотя я и не знал дороги в Гориму, но надеялся добраться до нее, идя берегом, что будет, вероятно, немного дальше, но зато таким образом я не могу миновать деревни, лежащей у моря. Один из жителей Богати, исправлявший что-то в своей, вытащенной на берег пироге, спросил меня, куда я иду. Я отвечал: «К реке Киор», что не было неправдой, так как для того, чтобы дойти до Горимы, мне надо было перейти реку Киор.

Не стану вдаваться в описание пути. К 11 часам солнце стало печь весьма сильно. Пришлось перейти вброд реку Киор, где вода доходила мне до пояса, и еще другую, более мелкую. Снять башмаки я боялся, сомневаясь, можно ли мне будет надеть их снова, так как они были промочены насквозь. Мелкие камни, сменявшие в некоторых местах песчаный берег, делали ходьбу босиком положительно невозможною. В одном месте я пошел по тропинке в лесу, полагая, что она проложена параллельно берегу; но тропинка так углублялась в лес, что мне пришлось свернуть на другую, а затем и на третью. Я уже думал, что заблудился, когда при следующем повороте я вдруг снова увидел море. Был уже третий час, и я решил отдохнуть в этом месте и съесть взятое с собою таро. Горима была недалеко, но мне не хотелось прийти туда ранее пяти часов. Я вспомнил одно обстоятельство, очень для меня неудобное, и которое я совершенно упустил из виду, именно то, что диалект Горимы был мне абсолютно неизвестен и что там навряд ли найдутся люди, знающие диалект Бонгу. Возвращаться, однако ж, было поздно оставалось только рискнуть. Отдохнув, я пошел дальше. Деревня Горима расположена на мыске, так что людям, ходившим или стоявшим в то время около берега, мое приближение было заметно еще издали. Навряд я попал бы в тот день в деревню, так как по берегу, на значительном пространстве, росли мангровы. К счастью для меня, на берегу лежала вытащенная пирога и слышалось несколько голосов в лесу, почему я и решил подождать их возвращения. Нелегко было бы описать выражение удивления туземцев, когда они вернулись и увидели меня. Мне показалось, что они готовы убежать, почему я поспешил сейчас же подойти к самому старому из трех.

«Вы люди Горимы?» — спросил я на диалекте Бонгу. Туземец приподнял голову — жест, который я счел за утвердительный. Я назвал себя и прибавил, что иду посмотреть Гориму и что мы поедем вместе.

Туземцы имели очень растерянный вид, но скоро оправились, и так как им, вероятно, и самим надо было домой, то они, по-видимому, были даже рады отделаться от меня так дешево. Я дал каждому из них по куску табаку, и мы отправились. Расстояние оказалось гораздо более далеким, чем я ожидал, и солнце было совсем низко, когда мы подъехали к деревне. Мою белую шляпу и такую же куртку жители заметили еще издали, почему многие собрались встретить меня, между тем как другие то выбегали к морю, то опять возвращались в деревню. Дав еще табаку и по одному гвоздю моим спутникам, я направился в деревню, сопровождаемый туземцами, встретившими меня у берега. Ни один из них, однако, не говорил на диалекте Бонгу, и я сомневаюсь, чтобы кто-либо даже достаточно понимал его. Пришлось поэтому прибегнуть к первобытному языку — жестам. Я положил руку на пустой желудок, затем указал пальцем на рот; туземцы поняли, что я хочу есть, по крайней мере, один из стариков сказал что-то, и я скоро увидел все приготовления к ужину. Затем, положив руку под щеку и наклонив голову, я проговорил: «Горима», что должно было значить, что я хочу спать. Меня опять-таки поняли, потому что сейчас же указали на буамрамру. Я не мог объясняться, а то с моей стороны было бы первым делом успокоить жителей, которых, кажется, в немалое смущение привел мой неожиданный приход.

За себя я был очень рад, так как мог быть уверен, что не лягу голодным и проведу ночь не под открытым небом (на что я решаюсь только в самых крайних случаях, из опасения лихорадки). Я так проголодался, что с нетерпением ожидал появления табира с кушаньем и почти что не обратил внимания на приход человека, хорошо знавшего диалект Бонгу.