Человек с острова Льюис

Дональд Шеймус привел нас на ферму. Мэри-Энн ждала нас дома. На плите готовился ужин, и кухню заполняли запахи вкусной еды. Сестра Дональда Шеймуса повернулась, когда мы вошли, и внимательно на нас посмотрела. Она тоже ничего не стала говорить, а просто повернулась к своим кастрюлям.

Первые слова, которые прозвучали, были благодарственной молитвой за еду, что у нас на тарелках. А после этого Мэри-Энн устроила нам настоящий пир. Я тогда еще не очень хорошо знал Библию, но все же вспомнил историю блудного сына. Вспомнил и то, как встретил его отец — как будто ничего не случилось. Мы ели горячий, густой овощной суп, а потом вытерли тарелки кусками хлеба, оторванными от свежеиспеченной буханки. Потом было тушеное мясо и вареная картошка, а на десерт — хлебный пудинг. По-моему, я никогда так не наслаждался едой.

После ужина я надел рабочий комбинезон и резиновые сапоги и вышел покормить животных, кур и пони. Это не так-то просто сделать, когда левая рука в гипсе! Но я был очень рад, что вернулся. И возможно, впервые за полтора года я почувствовал себя здесь как дома. Итак, я прошелся по ферме в поисках Мораг. Я был уверен, что она скучала без меня; а еще в глубине души я боялся, что она забыла меня в мое отсутствие. Но моей любимой овечки нигде не было, и после получаса поисков я вернулся в дом. Дональд Шеймус сидел в своем кресле у огня и курил трубку. Он обернулся, когда дверь открылась.

— А где Мораг? — спросил я.

В его глазах появилось какое-то скучающее выражение.

— Ты ее только что съел, сынок.

Я постарался не показать нашему хозяину, как меня задела его жестокость. И никто не узнал о том, сколько слез я пролил этой ночью. Но на этом мои мучения не закончились.

На следующий день Дональд Шеймус отвел меня в сарай, где резали овец. Не знаю, что такого было в этом крытом ржавой жестью домике, но стоило войти туда, и ты сразу понимал — здесь царит смерть. Я никогда раньше не видел, как режут овец. Дональд Шеймус решил, что мне пора в этом поучаствовать. «Животных мы едим, — говорил он. — Их нельзя любить». Он затащил в сарай молодую овцу и взял ее так, чтобы она стояла на задних ногах. Мне он велел держать ее за рога, потом поставил под овцу ведро и достал длинный острый нож. Он блеснул в свете, падавшем из крошечного окна. Одним быстрым движением он перерезал крупную артерию на шее овцы, и кровь из нее хлынула в ведро. Я думал, что животное будет бороться за жизнь. На самом деле овца сдалась почти мгновенно. Ее большие глаза безнадежно смотрели на меня, пока вся ее кровь не вылилась и свет в глазах не потух.

Точно так же Питер смотрел на меня в ту ночь на Пляже Чарли, когда ему перерезали горло.

Парень сидит и смотрит на меня, как будто ждет чего-то. В его глазах я вижу себя. Это так странно! Я протягиваю руку, беру его ладонь в свои. Проклятые слезы! Из-за них ничего не видно. Я чувствую, как он сжимает мою руку. И вся моя жизнь, от начала до конца, кажется мне безнадежной и темной.

— Мне жаль, Питер, — говорю я. — Мне так жаль.

Глава двадцать шестая

Старое кладбище за покрытыми лишайником стенами было переполнено. Выше по холму, по направлению к церкви, на махере уже образовалось новое кладбище. Фин припарковал машину и прошелся между могильными камнями. Смерть, даже на таком маленьком острове, очень многолюдна. На острове, лишенном деревьев, из земли поднимался целый лес крестов. Как много людей перешло в мир иной! И все покоились в тени церкви, в которой когда-то молились. Церкви, построенной на деньги рыбаков; церкви, в которой алтарем служит корпус лодки.

По другую сторону кладбищенского забора стоял современный одноэтажный домик с зимним садом, обращенным в сторону залива. Дом был не жилой: красная доска на торцевой стене и овальный знак на стене у пандуса, ведущего к боковой двери, извещали всех, что здесь находится паб под названием «Политишен». Как удобно для мертвецов, подумал Фин: как раз по дороге от церкви к кладбищу. А безутешные родственники уж точно заливают здесь горе.

На парковке обнаружился розовый «мерседес»-кабриолет. Йоркширский терьер залаял на Фина, когда тот проходил мимо. В пабе было тихо: вечер еще не наступил, над стаканами и кружками сидело всего несколько человек. Фин заказал пиво у словоохотливой молодой женщины за стойкой. Она с готовностью рассказала, что паб назвали в честь корабля «Политишен», который затонул в Заливе Эрискея на пути к Карибским островам во время войны.

— Конечно, — добавила девушка, — все, кто читал «Виски в изобилии» Комптона Маккензи, знают, что его груз включал двадцать восемь тысяч бутылок отличного виски. Жители острова полгода «спасали» эти бутылки и прятали их от акцизных чиновников.

И она показала три бутылки, якобы бывшие на том самом корабле. Внутри еще плескался виски. Фин задумался о том, сколько посетителей выслушало эту историю. Он отпил пиво и решил сменить тему.

— А пляж на западном побережье острова, за кладбищем…

— И что с ним?

— Почему его называют «Пляж Чарли»?

Девушка за стойкой пожала плечами: