Человек с прошлым

   Следующие визиты носили деловой характер. Главный вопрос о духовном завещании оставался попрежнему открытым...    -- Я ничего не знаю,-- говорила Капочка.-- Когда папа умирал, при нем была одна старуха-нянька...    -- Ну, ничего, мы поведем дело и без духовнаго завещания,-- храбрился Антон Иваныч.-- Наше не уйдет...    Сначала Капочка сильно дичилась незнакомых людей, а потом по-детски быстро привыкла к своей новой обстановке. Евгений Васильевич держал себя с ней, как старший брат, с полушутливой серьезностью. Ему начинало казаться, что Капочка совсем другая девушка, а не та, о которой он составил себе представление. Она уже не смущалась в соприсутствии и откровенно говорила с ним о разных разностях. Только не любила вспоминать своего прошлаго, особенно, когда заходила речь о Мар?е Семеновне. Антон Иваныч был убежден, что если бы Мар?а Семеновна явилась сейчас, то Капочка вполне подчинилась бы ей опять. Евгений Васильевич думал несколько иначе. Заручившись доверенностью Капочки на ведение дела, он относился ко всему со спокойной уверенностью.    -- Предварительно я должен переговорить с Мар?ой Семеновной,-- спокойно заявлял он.-- Может-быть, все дело кончится полюбовно...    -- И вы поедете на Трехсвятский?-- с каким-то ужасом спрашивала Капочка.-- И будете с ней говорить?    -- Поеду и буду говорить...    На лице Капочки выражался такой ужас, точно он собирался итту на медведя. Это забавляло Евгения Васильевича. С другой стороны, ему иногда хотелось просто приласкать этого ребенка, смотревшаго на него такими доверчивыми глазами. Да, приласкать, успокоить и самому почувствовать то хорошее тепло, котораго ему недоставало.    Чтобы не терять времени, Лугинин отправился на Трехсвятский незадолго до Рождества. Кстати, необходимо было побывать и у себя, на Чауше. На нем все-таки лежала большая ответственность по промысловым делам. Он заехал к Мар?е Семеновне в передний путь. Можно себе представить, какую сенсацию произвело его появление.    -- Ты это что придумал-то?-- встретила его Мар?а Семеновна, сильно изменившаяся за последнее время.-- Крест-то есть на тебе?    -- Я не спрашиваю, есть или нет крест на вас, Марэа Семеновна... Будемте говорить серьезно.    -- Да тебе-то какое дело? Выкрал девку из скита, да еще разговаривать со мной приехал...    -- И даже очень разговаривать. Я не желаю вам зла и советовал бы все кончить полюбовно...    -- Что кончить-то?    -- Я имею полную доверенность от Капитолины Михеевны, которая является единственной наследницей Трехсвятскаго. Вы должны дать полный отчет в своем хозяйстве на прииске за целыя десять лет... Если вы не согласитесь на добровольную сделку, я вынужден буду обратиться к прокурору, а там уже дело суда.    -- Не очень я судов-то ваших боюсь...-- гордо заявила Мар?а Семеновна.-- Не на таковскую напали. Ежели тебе хотелось жениться на Капе, так это и без суда можно было устроить. С руками и ногами бы отдала...    -- Это к делу не относится, Мар?а Семеновна. Еще вопрос, захочет ли Капитолина Михеевна итти за меня...    Дальше следовала вторая часть представления. Мар?а Семеновна ударилась в слезы, запричитала и завыла, как настоящая баба. Тут уж решительно ничего нельзя было разобрать, и Евгений Васильевич молча выжидал, когда все кончится. Следующим моментом явился взрыв негодования: Капочка неблагодарная, Евгений Васильевич -- тоже, и все, до одного человека.    -- Все это к делу не относится,-- спокойно возражал Евгений Васильевич.-- Вы лучше обясните, Мар?а Семеновна, где духовное завещание Михея Зотыча?    -- Духовная? Никакой духовной я не знаю...    Последним номером представления явился Спирька -- вытрезвленный, виноватый, но с тем же выражением нахальства. Очевидно, он был приготовлен в качестве сюрприза.    -- Вот, говорите с ним,-- обяснила Мар?а Семеновна.-- А я ничего не знаю. Мое дело женское...    -- Что же-с, мы можем соответствовать вполне,-- отозвался Спирька, глядя на барина злыми глазами,-- Суд-то, как палка, о двух концах. И мы управу найдем...    -- Я желаю знать ваш окончательный ответ, Мар?а Семеновна,-- твердо заявил Евгений Васильевич, поднимаясь с места.-- Желаете вы все дело кончить миром, или заставляете нас обратиться к суду?    -- Ничего я не знаю... Хорошо отплатила мне Капа за мою доброту. Да...    Евгений Васильевич раскланялся и уехал. Дорогой к себе на Чауш он вспомнил пьяную болтовню Спирьки о Капочке и понял, почему он так озлобленно смотрел на него сегодня. Спирька был влюблен в Капочку -- это было ясно.    "Еще убьет где-нибудь из-за угла,-- подумал Евгений Васильевич.-- От подобных людей можно всего ожидать... Очень глупо!"    На Чауше все было попрежнему и все в порядке. Пьянствовал один только Гаврюшка, не разстававшийся со своей лошадью. Евгений Васильевич пробыл на прииске всего один день, чтобы отдать некоторыя приказания в конторе и осмотреть работы в зимних казармах, а затем полетел обратно в город. Теперь уже совсем нельзя было терять дорогого времени. Жаль, что наступившие праздники отнимали целых две недели. А в две недели можно было многое сделать... Приблизительно Евгений Васильевич уже предвидел план действий Спирьки: деньги будут, конечно, скрыты, а шахту можно будет залить водой, все приисковыя строения сжечь,-- за один раз отвечать, как отвечают все русские люди. Что же тогда останется у Капочки? В случае выиграннаго процесса -- заключение в тюрьму Мар?ы Семеновны и затопленный прииск. Но сейчас Евгений Васильевич отнесся к этому почти равнодушно. Ну что же, и пусть ничего не достанется,-- Капочка зато останется.    -- Милая... милая!..-- повторял про себя Евгений Васильевич, стыдясь за свои сорок лет и начинавшуюся седину.    Да, он был влюблен, и это новое чувство совсем не походило на то, что он раньше называл этим именем. Была красива Капочка или нет -- он этого уже не различал. В нем теплилось такое хорошее и доброе чувство к этой девушке, которая уже одним своим присутствием уничтожала самую мысль о всем его прошлом. Да, нет больше этого прошлаго, а есть только будущее... Как он будет ее воспитывать, учить, лелеять -- нет, ничего не нужно, кроме одной Капочки.    С этими мыслями Евгений Васильевич вернулся в город и, передавая результаты своего визита на Трехсвятский, прибавил:    -- Знаете, чорт с ними, Антон Иваныч... Я думаю, что хлопот будет масса, а толку мало.    -- Да вы с ума сошли, батенька?!-- завопил старик.-- Да вы что это говорите-то? Нет, шалишь, мы только теперь на дело настояще примемся, государь мой...    -- Делайте, как знаете...    Антон Иваныч внимательно посмотрел на Евгения Васильевича, повертел пальцем около своего лба и заметил:    -- Влюблен, милашка... Это со мной тоже случалось. А Капочка-то ждет вас... Все глазки проглядела в окошко. Хе-хе... Ничего, девчурка отличная.    Капочка, действительно, ждала Евгения Васильевича с нетерпением, чтобы узнать о результатах поездки на Трехсвятский. Она даже выскочила к нему навстречу в переднюю.    -- Как видите: цел и невредим,-- шутливо ответил он на ея тревожный взгляд.    В этом же тоне он разсказал всю сцену своего свидания с Мар?ой Семеновной, до появления Спирьки включительно.    -- Все-таки я их боюсь...-- заметила девушка.-- Они что-нибудь сделают...    Евгений Васильевич протянул свою сильную руку и проговорил:    -- Вот рука, Капитолина Михеевна, которая не даст никому пошевелить вас пальцем...    Она вся вспыхнула и посмотрела ему прямо в глаза.    Окончательное обяснение с Капочкой произошло на первых днях праздника, в самое непоэтическое время дня, именно -- после обеда, когда Антон Иваныч и Татьяна Марковна отдыхали в своей спальне. Лугинин говорил о готовившемся походе на Мар?у Семеновну и предупреждал, чем все это могло кончиться.    -- От громаднаго состояния, оставленнаго вам отцом, вероятно, сохранится одна залитая водой шахта... Я почти уверен в этом.    -- Из-за чего же тогда хлопотать, Евгений Васильич?    -- Гм... Все-таки неизвестно, Капитолина Михеевна... а мы должны защищать ваши интересы.    Они сидели в гостиной,-- она на диване, он в кресле. Разговор шел вполголоса, чтобы не разбудить хозяев.    -- А я так боялась, когда вы ездили на Трехсвятский...-- тихо проговорила Капочка, перебирая своими тонкими пальцами край какой-то оборочки.    -- Чего же вы боялись?    Она взглянула на него и ответила еще тише:    -- Все могло случиться, Евгений Васильич... Главное, вы-то из-за чего тут хлопочете?.. Тот же Спирька мог застрелить... Он -- такой отчаянный.    Он засмеялся и посмотрел на нее такими блестящими глазами,    -- А вы помните наш разговор там, у меня в столовой?-- спросил он, набирая воздуха.    -- Да...    -- Тогда вы в моих глазах были выгодной партией -- я этого не скрываю. Да, я считал вас чуть не миллионершей, а теперь у вас почти ничего нет. Что бы вы ответили мне, если бы я повторил тот же вопрос?    Ответа не последовало, да его было и не нужно, потому что говорили эти опущенные глаза, этот тонкий румянец, охвативший лицо, как отблеск пожара, эти дрожавшия маленькия руки... Много женщин прошло через руки Евгения Васильевича, но он никогда так не трусил, как сейчас, наклоняясь к этой простой, чистой девушке, чтобы сказать ей великое и святое слово. Ему хотелось плакать...    -- Милая, милая!..