Человек с разрушенных холмов

Он приехал в бричке, совершенно новой, блестящей и элегантной, в окружении шести всадников. В бричке сидели Энн — одетая скромно, но со вкусом — и мужчина, который, по всей видимости, и был майором, — высокий, с сильными плечами и безукоризненной во всех отношениях выправкой.

Он сошел первым, затем помог дочери. С ними прибыла еще одна чета, также хорошо одетая. Но лиц я не смог разглядеть из-за тусклого освещения. Никого из его всадников я не знал, но они были широкоплечими парнями, прекрасно державшимися в седле — ни дать ни взять настоящие кавалеристы.

Поскольку я стоял в тени, Энн Тимберли не заметила меня, когда входила в школу, чему я очень обрадовался. Я достал свой дорогой, сшитый на заказ черный костюм из тонкого сукна и надел очень элегантные воскресные сапоги, начищенные до блеска, а также белую рубашку и узкий черный галстук.

Энн была прекрасна. Честное слово — она была прекрасна и сдержанна; когда она величаво вошла в школу, никто не сомневался, что появилось нечто необыкновенное. Я решил, что она держалась бы точно так же, если бы входила в лучшие дома Чарлстона, Ричмонда и Филадельфии.

Энн все еще стояла на пороге, когда раздался громкий стук копыт и залихватский гик кучера. Фургон, мчавшийся на полной скорости, занесло в сторону, а запряженные в него лошади попятились назад. Как только фургон остановился, мужчина соскочил с коня и подхватил на руки девушку, спрыгнувшую с кучерского места.

Он поймал ее и, прежде чем опустить на землю, покружил в воздухе, но она, не оглянувшись ни на него, ни на повозку, широким шагом направилась прямо к дверям.

Я лишь успел заметить блеск темно-рыжих волос, зеленые озорные глаза и несколько веснушек на прелестном носике, а потом услышал, как кто-то в зале воскликнул:

— А вот и Хина!

Она прошествовала в школу всего на несколько шагов позади Энн Тимберли, и я, проталкиваясь сквозь толпу, последовал за ней, присоединившись к уже образовавшейся за ее спиной свите. Здоровенный парень, снявший ее с фургона, шел прямо позади меня.

Когда он принялся отталкивать меня в сторону, я бросил через плечо:

— Потише. Она никуда от вас не денется.

Он посмотрел на меня сверху вниз. Сейчас мой рост превышал шесть футов на два дюйма, а весил я обычно около ста девяноста фунтов, хотя многим казалось, что гораздо меньше, однако рядом с этим великаном я выглядел просто жалкой тенью. Он возвышался надо мной как минимум на четыре-пять дюймов и весил на добрых пятьдесят фунтов больше. К тому же не привык, чтобы у него путались под ногами.

Он снова посмотрел на меня и только решительней принялся отпихивать. Я стал вполоборота к нему и, когда он быстро шагнул вперед, завел свою стопу под его двигавшуюся лодыжку и поднял ногу вверх. Потеряв равновесие, он пошатнулся и начал падать. Требовалось лишь легкое движение, чтобы удержать его в тот момент. Но я воздержался, и верзила с глухим стуком грохнулся на пол, а я сразу же склонился над ним:

— Извините, вам помочь?

Он уставился на меня, не совсем уверенный в причине происшедшего, но я напустил на себя чрезвычайно серьезный, извиняющийся вид, так что он принял предложенную руку, и я помог ему встать.

— Поскользнулся, — пробормотал он. — Наверное, я поскользнулся.

— Время от времени такое случается со всеми, — кивнул я, — особенно если чересчур чем-то увлечься.

— Эй, послушайте! — взорвался он. — Не…

Но я тут же исчез в толпе и пробрался в другой конец зала. Обернувшись, обнаружил, что Хина Бенн смотрела на меня неожиданно серьезно, словно пыталась понять, что я за человек.

Ко мне подошел Фуэнтес:

— Что случилось, амиго?

— Он слишком сильно толкался, — ответил я, — и, похоже, поскользнулся.

Фуэнтес достал сигару. Его глаза весело блестели.

— Играешь с огнем, амиго. Разве не глупо?

На длинном столе в глубине зала были расставлены коробки с угощениями, приготовленные девушками, чьи имена тщательно скрывались. Все делалось достаточно просто. Продавец аукциона брал коробку и показывал ее содержимое, потом начинались торги; коробку получал тот, кто назначал самую большую цену. А затем купивший обычно съедал угощение вместе с девушкой, приготовившей его.

Безусловно, тут хватало всякого рода нарушений правил. Если девушке хотелось, чтобы кто-то из парней купил ее коробку, она всегда ухитрялась дать ему знать, какой шедевр кулинарии принадлежал ей. Поэтому участвующие в торгах остальные ковбои, ранчеро и владельцы городских лавок нарочно набавляли цену, чтобы собрать побольше денег. Доход от аукциона всегда шел на какое-нибудь достойное дело. К тому же всем доставляло удовольствие подразнить того, кто жаждал заполучить коробку.

Ну и конечно, тут был повод гордиться — для той, чья коробка была куплена за самую высокую цену.

— Большие ставки пойдут за коробки дочери майора и Хины Бенн, хотя еще не появилась одна пухленькая блондинка. Чья коробка тоже очень хорошо пойдет… — шепнул Фуэнтес. — Некоторые женщины постарше готовят отменные угощения.