Эти подвижники примером своим скрасили жизнь и толстовского отца Сергия, бывшего блестящего молодого гвардейца, попавшего в высший свет. «Высшее общество тогда состояло, да, я думаю, всегда и везде состоит из четырех сортов людей: из 1) людей богатых и придворных; 2) из небогатых людей, но родившихся и выросших при дворе; 3) из богатых людей, подделывающихся к придворным, и 4) из небогатых и непридворных людей, подделывающихся к первым и вторым», – так классифицировал Лев Толстой ту среду, в которую попал Степан Касатский (Толстой Л. Собр. соч. в 22-х т., т. 12, с. 345. М., ГИХЛ, 1982). Определяющими были богатство и знатность. «И свою суженую он хотел видеть богатой и знатной, отыскал ее умом, но случилось так, что прикипел к ней и сердцем», не ведая, что и богатство и знатность были позолотой: его невеста за год до этого была любовницей императора Николая Павловича, тоже и богатого и, само собой, сверхсверхсверхзнатного, которого он боготворил и который был к нему тоже расположен. Лекарство от потрясения он нашел – в Боге, пошел в монахи. Стал затворником, жил в пещере, питался абы как и не чувствовал тягот бедности.
Кротость его побеждала всех. Принимал подаяние всяких угрызений совести, ибо «он презрел людское мнение и сделал самое пустое, легкое – взял смиренно двадцать копеек и отдал их товарищу, слепому нищему. Чем меньше имело значение мнение людей, тем сильнее чувствовался бог. Восемь месяцев проходил так Касатский, на девятом месяце его задержали в губернском городе, в приюте, в котором он ночевал со странниками, и как беспаспортного взяли в часть. На вопросы, где его билет и кто он, он отвечал, что билета у него нет, а что он раб Божий. Его поселили к бродягам, судили и сослали в Сибирь. В Сибири он поселился на заимке у богатого мужика и теперь живет там. Он работает у хозяина в огороде, и учит детей, и ходит за больными» (с. 383-384). Курс излечения бедностью оказался самым оздоровительным. Чем больше Касатский терял материального, земного, суетного, тем здоровее становился, в нищете сыскал свое самое большое богатство.
Отец Сергий – едва ли не самый толстовский из персонажей, созданных гением великого писателя, и едва ли не самый церковный. Расставание с богатством – во благо, ибо оно – во спасение самого бесценного – души, чем больше теряешь, тем больше обретаешь непреходящих ценностей, тем самым, заготовляя себе «сокровище на небеси».
Нас все это интересует с одной точки зрения: нет ли антагонизма между тем, за что мы выступаем, – богатством и религией, которая, как мы убедились, во все века, да и сейчас тоже, поднимала на щит и бедность, и непритязательность, и аскетизм?
Церковь проста, это простота доступности, слово свое стремится донести до каждого, независимо от положения, возраста, пола, образования, – до всех. И в то же время церковь сложнее, чем атом. Один из ее краеугольных камней предельно точно определил Маркс: «Религия – опиум для народа». Доморощенные начетчики, прикрываясь этой формулой, возвели на церковь хулу, опираясь на законы формальной логики: религия – опиум, опиум – наркотик, следовательно, религия – из разряда наркотиков.
Божьи храмы рушились, невзирая на то, что были историческими памятниками и бесценными твореньями искусства, отдавались под хранилища, склады, увеселительные заведения, а то и под конюшни. Поругание сопутствовало святотатству, обернувшись кровавой раной для десятков миллионов верующих, чья Вера была поругана.
Во времена Маркса самым эффективным обезболивающим средством был опиум, буквальный перевод его высказывания: религия – обезболиватель для народа, помогающий заживлению душевных ран, потрясений.
Религия была светом в конце туннеля, помогала найти выход из любого тупика, не отталкивала ни сирых, ни убогих, ни немощных, ни богатых, ни бедных, ни преступивших закон, ни отпетых злодеев, топтала в душе каждого тропинку, к сердцу, несла утешение, открывала перспективу: тебе плохо, но посмотри – в святые попали те, кому было во сто крат хуже. Церковь ни у кого не отнимала НАДЕЖДУ и тем прибавляла сил, учила не пасовать перед трудностями. В царские времена в каждом воинском подразделении, в который входили единоверцы, были священник, мулла или капеллан, перед боем служители напутствовали воинов, что прибавляло сил и успокаивало: рядом тот, кто и причастит – перед смертью. Во время Первой мировой войны погибло пять тысяч священнослужителей.
Освящение новых зданий, фабрик, пароходов, окропление святой водой получивших первый офицерский чин помогало обрести веру в успех, в том числе и в успех, ведущий к богатству.
Суду Божьему подвергалось не богатство как таковое, а нередко сопутствующее ему – жадность, мздоимство, скаредность, забвение обязанностей перед ближним и Богом.