— Ну как? — усаживаясь на подлокотник фолсджеровского кресла, миролюбиво спросил Марон.
— Нет такого предложения, — бурчит Бен.
— Что?! — рявкает Марон. — Мальчишка! Читай третью строчку.
— Мошенник, что до нее читай, — требует Герман.
—
Взбешенный Марон притягивает к себе Фолсджера.
— Ты из меня шута варишь? — убедившись в своей правоте, по-блатному шипит он.
— Я действительно не вижу этой строчки, — напуганный искренним гневом тестя, пробормотал Бен.
— Что с тобой? Ослеп что ли? Да вот же! — кричит Марон, в запальчивости проводя пальцем между прочитанными Беном второй и третьей строчками.
Бен готов был поклясться, что только что между ними иикакого интервала не было… И вот тебе на! Предыдущая строчка словно отодвинулась и там, где Герман водил пальцем, появилось новое, не увиденное предложение. Хотя записку Банга он знал наизусть…
Марон убрал палец и запись опять исчезла. Заметив обалдевшую физиономию зятя, Герман с торжествующей усмешкой вторично, в том же месте, повел пальцем.
— Откуда это? Какая Пума? — растерянно не то себя, не то тестя спрашивает он.
— Это обо мне. Меня раньше… — воодушевленно было начал Марон, но тут же запнулся.
Откуда ему, Бангу, стало известно его прозвище? Он сам почти забыл о нем. В доме, кроме покойной жены, никто не знал. Да и она никогда его так не называла. Даже шутя… Рыжий Пума… Подумать только. Это же надо?!. Марон не слышал о нем лет сорок. Близкие друзья обзывали его «Ржавым», «Желтым Хряком…» Им и невдомек было, что некогда на восточном побережье Штатов отьявленные головорезы-грузчики дали Герману кличку, которая, если начистоту, ему нравилась. Только там еще и помнят о Рыжем Пуме. Два-три человека — не больше. Откуда было знать об этом Бангу? Ведь в Штатах он жил всего четыре месяца. В основном в Нью-Йорке и всего недельки две в Хьюстоне. Верней, под Хьюстоном. На его, мароновской, даче. Потом он отправил его в Тонго. На химическое предприятие, к Феликсу Краузе.
Пока он размышлял об этом, Бен думал о своем. Ему, конечно, было интересно узнать, что папашу Германа в далекой молодости называли Рыжим Пумой. Она, эта информация, как капсула по пневмопочте ушла в запасник памяти. Если понадобится, Бен к ней еще вернется. Сейчас она его не интересовала. Сейчас он был озадачен этим фокусом с пальцем. Марон никогда иллюзионистом не был. Для иллюзиона нужны реквизиты. В конце концов нужна подготовка… Все-таки надо бы проверить.
— Читай дальше. Вслух, — попросил Фолсджер.
Внутренне напрягшись, Бен старался не пропустить ни единого даже мимолетнего штриха в мимике и в жестах своего хитрющего рыжего тестя. И бровью не повел, когда Марон после слов
— Извини, Герман, не понял.
Не придавая особого значения любопытству Бена, Марон не без интереса для себя повторил слово в слово.
Фолсджер знал на тысячу процентов — такого там не было. Выдернув из рук тестя письмо, он посмотрел на то место, где было вставлено услышанное им предложение и… не увидел его.
Бена ожёг брошенный исподлобья взгляд тестя.
— Ты что… того? Опять не веришь? Это уже становится странным, — глухо проурчал Марон.
— Извини, Герман, покажи, где ты это прочел?
Тот механически, тыльной стороной руки, ткнул на многоточие, отделяющее одно предложение от другого. Ладонь еще не коснулась листа, а на нем возникла строчка, которую Фолсджер раньше тамне видел.
— Убери руку, — попросил Бен.
«Для меня, — подумал Фолсджер, — новые строчки пропали, а он продолжает их видеть. Когда его ладонь касается текста, они опять появляются. И та, и другая. Тут не фокус папаши Германа. Что-то другое тут…»
Разбубнившийся Марон мешал ему сосредоточиться. Он уже порядком надоел Бену. И, поднявшись, Фолсджер решительно направился к двери. Уже переступая порог, он, что-то, вспомнив, обернулся.
— Все-таки ты не прав, Герман, — крикнул он. — Банг не прощелыга и не аферист. Он с Того Света.
— Ну и черт с ним!
II (начало)
Всю дорогу до аэропорта Фолсджер думал о странностях, происходивших с письмом Банга. О трюке тут и речи не могло быть. Ни один фокусних не изобразит такое. Разгладив на дипломате листок, он с придирчивой внимательностью стал изучать текст… Строка к строке. Зазор между предложениями самый обычный. Вписать туда можно было бы разве одну буковку. Ничего не дало и то, что он смотрел на написанное, то и дело меняя ракурс и угол зрения.