Человек с топором

— Мрак, вспомни, сколько мы сражались за справедливость!… За всеобщую справедливость. Дрались против клановости, трайбализма, племенной розни… Помнишь самый древний звериный клич, еще дочеловечий: «Наших бьют!» И бросается стая крыс или волчья стая, а потом и человечья — на чужака… Неважно, прав он или не прав, хорош или нет, но главное то, что он ударил человека из нашего племени! И неважно, что ударил за дело, что наш хотел украсть у него корову, изнасиловать жену и спалить хату, но это наш, свой, его в обиду не дадим, а вот тот хоть и во всем прав, и в сто раз лучше нашего — чужой… Так?

Мрак поморщился:

— Олег… Не утрируй.

— Мрак, — откликнулся Олег как эхо, — будь справедлив.

Мрак горько усмехнулся:

— Олег, чужаки хотят, чтобы все играли по их правилам. Вся Вселенная. Ладно, эта Галактика. Но у меня могут быть другие правила.

— Их правила лучше, — вставил Олег.

— А если у меня другая игра?

— Это не игра, — ответил Олег устало.

— Это… жизнь. А здесь одни правила для всех. Благополучие, цивилизация, развитие, культура, бессмертие рода, как у нас, и бессмертие индивидуальное, о чем только мечтаем… Не буду перечислять, но все правила, Мрак, совпадают. И в этой игре они побивают нас по всем параметрам.

Мрак покачал головой:

— А я не принимаю такого результата. Это раз. А два… это то, что матч еще не закончился.

— Закончился, — ответил Олег тихо.

— Корабль с антиматерией готов к старту. Излучатель праматерии уже направлен в сторону нашего Солнца. Если лабуняне решат, что мы готовы для Большого Космоса, ударят импульсом.

— Хорошо, — сказал Мрак упрямо, — тогда вопрос иначе. Они должны оказать нам помощь! Дать все высокие технологии, обеспечить бессмертием…

Он умолк, сбившись под грустным взглядом волхва. Олег молчал, но его молчание было кричащим.

— Что не так? — спросил Мрак сварливо.

— Мрак, ты не обратил внимания, сколько их?… По сто миллиардов на планете!… А заселенных планет — три миллиона. На каждого жителя Земли: старика, ребенка, дебила, извращенца, слабоумного, наркомана, заключенного, пьяного бомжа — приходится по пятьдесят миллиардов лабунян. Пятьдесят миллиардов бессмертных, знающих и умеющих — на каждого жителя Земли… Эх!

Мрак молчал. Эта цифра точно так же не укладывалась в голове, как и межзвездные расстояния. Но точка зрения Олега чуть понятнее.

— Да, — сказал он с неохотой, — тогда такую мелочь, как мы, можно и не заметить. Смахнуть с дороги прогресса. Потеря невелика. Все равно что нам проложить шоссе, не обращая внимания на разрушенный муравьиный домик. Но ты мне не говори, что муравьи должны с этим соглашаться!

Олег прямо посмотрел ему в глаза.

— То муравьи, — произнес он, — а то — люди. Мрак ощутил, что мороз ходит по коже.

— И что ты предлагаешь?

— Ничего, — ответил Олег.

— К счастью, все будет сделано без нас. На этот раз справедливость свершится без наших героических усилий. Лабуняне прижгут эту, пока крохотную, язвочку… и Вселенная будет спасена. По ней красиво и неспешно будет распространяться эта чудесная гармоничная раса.

— А мы?

— Мрак, это наш народ. Разве не понимаешь? Забудь это звериное «Наших бьют!». Там, на Земле — не наши. Наши — здесь. Помнишь, мы давно ломали свое мировоззрение… а потом и все общечеловеческое, что нашим надо считать не того, кто родной по крови, а того, кто прав… Давай, наконец, жить не по звериным привычкам, а по уму! Мрак, уже пора жить по уму!

Мрак даже не стал колебаться или задумываться, просто буркнул с полнейшим пренебрежением:

— По уму? А зачем же тогда в такую даль целый воз инстинктов перли?

ГЛАВА 32

На планету, как показали бесстрастные цифры, прибыло пока не больше миллиарда человек. Почти все расселялись поодиночке, так что планета выглядела пустой, а города казались заброшенными. Игарна, оказывается, в последнее время возлюбила уединение, вот и ушла из перенаселенного старого мира в этот новый, а в этом городе, кроме нее, всего лишь восемь человек. И все они держатся обособленно…

— Художники, — проворчал Мрак.

— Или какие-нибудь там писателя. А может, наркопритоны готовят…

Он просматривал дневную хронику событий, все хорошо и все поют, в душе медленно таяла надежда отыскать что-нибудь компрометирующее этих четырехкамерных, что прикидываются людьми, заразы, должны же быть они, гады, хуже, обязательно должны…

Незримая дверь распахнулась с грохотом, как в старое доброе время. Олег появился из пространства, как Зевс к Семеле: в грохоте, громе, блеске молний, рот до ушей, сквозь оранжевую кожу явно просвечивает прежняя рожа.

— Мрак!

— Ты чего?

— Мрак, ей всего четырнадцать!

Мрак в полнейшем непонимании уперся спиной в спинку кресла так, что едва не отломил, а Олег вскинул руки и потряс сжатыми кулаками. Но в последний момент сдержался, и свод не рухнул им на головы, только под ногами чуть дрогнула твердь, а километровые молнии пошли в глубину пояса магмы.

— Чего, — переспросил Мрак.

— А, ты о бабе… Четырнадцать тысячелетий?… Нет?… Сотен?… Олег, если ей всего четырнадцать лет, то ты мерзавец!… Тебя за решетку надо, это же статья за совращение несовершеннолетних.