Человек с тремя именами. Повесть о Матэ Залке

В октябре масса волонтеров, достигавшая ста и более человек в каждом вечернем поезде, идущем на Порт-Воу, высаживалась в Перпиньяне. Так как на недавних парламентских выборах во Франции победил Народный фронт и от центра этой провинции в палату депутатов был избран социалист, то прибывающих в Перпиньян принимали с восхищенным, хотя и конспиративным, гостеприимством. Ради соблюдения требования лондонского Комитета по невмешательству граница для оружия и едущих сражаться в Испанию была официально закрыта новым правительством, возглавляемым социалистом Леоном Блюмом. И, несмотря на то что не слишком формальное отношение к этому запрету скорее приветствовалось, чем наказывалось, все же многое зависело от взглядов и даже настроения охраняющих ее в тот или иной день жандармов. Поэтому, пока привилегированные пассажиры с правдоподобными документами комфортабельно доезжали до полуразрушенного перрона Порт-Boy, большинство волонтеров проводили ночи и дни на соломе, в предназначенном к сносу, лишенном электричества и воды, а также и оконных рам бывшем перпиньянском госпитале, ожидая смены недоброжелательного пограничного батальона более покладистым. И тогда каждые полчаса из госпиталя выезжал роскошный туристский автокар с пассажирами, выдающими себя за возвращающихся на страдающую родину испанских граждан, что доказывалось выписанным местным консулом Испании коллективным паспортом с выбранными наугад из барселонской телефонной книги тридцатью или сорока каталонскими фамилиями. Случалось, впрочем, что сидящие в автокаре пересаживались за тюремную решетку, присоединяясь к пытавшимся на рыбачьих баркасах попасть в Испанию морем, но задержанных бдительной береговой охраной, пока вызванный из Парижа здешний депутат не добьется их освобождения. Но, чем дальше шло время, тем труднее становилось преодолевать границу и вес большее число добровольцев независимо от возраста и состояния здоровья вынуждено было ночами пробираться через Пиренеи контрабандистскими тропами, а с 1937 года они стали единственным путем для желающих принять участие в войне.

После Перпиньяна в купе осталось только два пассажира. Поездной грохот от этого, казалось, лини, увеличился, а опустевший вагон еще сильнее стало бросать из стороны в сторону.

— Гремит, будто жестянка из-под консервов, привязанная скверными мальчишками к хвосту бродячей собаки. Да и несется с такой же обезумелостью,— произнес по-русски один из двоих.

— Скорей похоже на стрельбу пулеметного взвода во время маневров. На них всегда больше, чем в настоящем бою, стреляют. Нам теперь такое сравнение ближе,— с легким, как будто кавказским, акцентом отозвался второй.