Человек-саламандра

Лена оттолкнулась, поджала ноги и повисла в воздухе, медленно опускаясь.

– Мы утонули? – удивилась она.

– Да нет, – неуверенно ответила зазеркальная, – это же сон.

– У меня еще не было таких дурацких снов, – сказала Лена.

– У тебя много чего не было в жизни! – язвительно ответила зазеркальная.

И Лена почему-то с убежденностью поняла, на что та намекает, и захотелось ее стукнуть. И даже кулачки сжала. Но, продолжая опускаться, как на лифте, проехала вниз и коснулась коленями песка.

Она встала на ноги и снова оттолкнулась.

– Смотри, – сказала она, – я могу летать.

– Дурное дело не хитрое…

Лена оглянулась, но никакого стекла в зрительный зал не увидела. Позади – те же сиреневые кусты. Только еще увитые колокольчиками с изумительными, разноцветными цветками: алыми, нежно-лиловыми и белыми. Из цветков-колокольчиков свисали шарики на ниточках. И казалось, будь воздух не таким вязким, они зазвенели бы хрустально.

Девочки были на песчаной тропинке, которая уходила в тоннель, образованный сводом сиреневых ветвей в одну и другую сторону, в бесконечность.

– Глупеньким девочкам снятся цветочки! – вновь съязвила зазеркальная.

– А умненьким, вроде тебя, что снится? – в тон спросила Лена.

– Мальчики…

– Тогда хорошо, что это мой сон!

– Скучноватый сон. Тебе же нравится хозяин дома. Не хочешь, чтобы он приснился?

– Тоже мальчика нашла! – фыркнула Лена. – Он мужик.

– Ага! – заулыбалась зазеркальная, такой противной улыбкой, что захотелось по-настоящему утопиться, если и сама Лена могла так же улыбаться. – У него, наверное, грудь волосатая, – и зазеркальная паршивка передернулась вся, но видно было, что идея про волосатую грудь Остина ей явно приятна. – Ну, присни его себе!

– Дура! Вот ведь дура! – разозлилась Лена. – Куда нам теперь идти?

– Куда хочешь. Только нарви букет и сплети себе туземную юбочку из сирени. А то сдохнешь сейчас от стеснительности. Вдруг встретим кого… – издевалась зазеркальная. – Вдруг Остина встретим. С большими руками…

– Вот гадина ты… – И Лена зашагала по тропе, прямо держа спину. – Пойдем уж!

«Неужели я могу быть такой же сволочью?» – недоумевала она, и словно в подтверждение, что может, вспомнила в калейдоскопической яркой веренице эпизодов, как с мальчишками дралась, сама же их раздраконивая на драку, подружек на смех поднимала, над учителями издевалась…

Не больше чем кто-то другой из ее класса, но ведь и не меньше же.

«Всё, совесть проснулась! – с ужасом подумала Лена. – Теперь не жди покоя».

У нее бывали такие приступы, когда она понимала, что гадкая-прегадкая, что жизнь у нее проходит беспросветно, а она делает всё для того, чтобы становилось только хуже. И плакала, и ненавидела себя за всё подряд.

Такие внезапные приступы раскаяния перед собой за всё-всё-всё она и называла: «Совесть проснулась». И сама понимала, что это у нее от переходного возраста, но ничего поделать не могла.

– Какая дурь тебе в голову лезет! – заметила зазеркальная, которая явно не собиралась унывать.

Она летела-плыла рядом в полутора метрах над тропинкой в вязком воздухе.

– Поплыли, подруга! Пешком находишься еще.

Лена оттолкнулась посильнее и поплыла вслед за своим двойником.

Ощущение было удивительное. Но не непривычное. Лена смутно помнила, что и раньше ей снилось нечто такое же – полет, над самой землей, в воздухе, от которого можно оттолкнуться, как от воды. И помнила, что там тоже кто-то составлял ей компанию, но не могла воскресить в памяти, кто это был. И еще она помнила, что ничем хорошим такие сны не кончались, хотя и кошмарами назвать их было тоже нельзя.

В них всегда были какие-то болезненные потери и утраты, переезды и хлопоты. Разлуки с близкими. Находки чего-то ценного, с той только задачей, чтобы потом потерять и разреветься и зареванной проснуться в своей постельке.

Тяжелые были сны. Сложные, запутанные.

И всегда в них были незнакомые улицы, какие-то противные мальчишки, темный овраг, в который она проваливалась, внезапно разучившись летать.

И было томительное, всепоглощающее ощущение открытия впереди, ожидание чего-то невероятно славного, волшебного, что так хорошо само по себе, что сбыться просто не может.

Девочки плыли над землей, по сиреневой тропе.

– Знаешь, почему мы не смогли одеться? – спросила вдруг зазеркальная с каким-то подвохом.

– Почему?

– Из-за тебя!

– И чего же это из-за меня?

– Потому что тебе противно скакать голышом. Вот почему. А во сне если от чего-то хочешь избавиться, то никогда от этого не отделаешься.

И она была права.

Лена знала еще перед дверью в гардеробную, что добраться до шкафов им что-то непременно помешает. Не хотела верить, но знала.

И еще Лена знала другой сочный закон. Если тебе вдруг хорошо, то скоро станет плохо. Причем чем тебе лучше, тем тяжелей облом.

А ей было сейчас хорошо.

Вот будь у нее хоть трусы и майка – вообще бы кайф! Но и так – хорошо, если честно, и от этого тревожно.

– Может, наверх взлетим? – предложила Лена, зная почему-то, что это будет трудно осуществить, потому что и у полетов во сне есть свои законы и ограничения.