Человек семьи

Боннано считал, что, вступив в союз с Маглиокко, взявшим верх над Семьей Профачи, он сможет прибрать к рукам всю организацию, если уберет с дороги трех человек: Маггадино, Лючезе и Гамбино. Боннано поручил эту работу Толстяку – Маглиокко, который перепоручил ее молодому бездельнику по имени Джо Коломбо. У Коломбо было больше амбиций, чем храбрости. Он счел, что ему выгоднее пойти на совет и предупредить об атаке Боннано.

Обоих – Маглиокко и Боннано – вызвали на Центральный совет. Толстяк запаниковал и во всем признался. Его исключили из "Коза Ностры", приговорили к штрафу в пятьдесят тысяч долларов и послали домой. Его место в совете было отдано наводчику Коломбо. Боннано не пришел на совет. Он затаился где-то на Западном Побережье и не показывался год, но от Маглиокко не так просто было отделаться.

Сэм решил посоветоваться с Патом о путях, при помощи которых можно было бы убрать Маглиокко, не провоцируя войны со стороны Профачн и не выказывая неуважения.

– Сэм, я тебе одно скажу. Я в таких вещах больше не участвую. Я не могу заниматься тем, чем занимаюсь, и одновременно "искать" людей организации, ты же понимаешь.

– Конечно, конечно, – сказал Сэм. – Я просто прошу твоего совета. Ты хорошо соображаешь в таких делах.

– Когда ты встречаешься с Томми Райаном?

– Завтра, в "Алто-Найтс".

– Ладно. Я там буду. У меня есть идея.

Двое капо встретились с Патом ранним вечером, когда народу в баре было немного. Пат снова захватил с собой радиоприемник. Он был уверен, что ФБР прослушивает все места сбора организации, не говоря уже о квартирах и местах встречи с любовницами или деловыми партнерами. Они заказали закуску и бутылку Ризерва Дукале.

– Послушайте, Томми и Сэм, – сказал Пат. – У меня мало времени. С одной стороны, куча дел, и, с другой стороны, мне надо избавиться от подобных дел. Слишком много соглядатаев в наши дни. Понимаете, что я имею в виду.

– Ты прав, ты прав, – заметил Сэм. – Нам всем надо вести себя осторожно.

– Сэм говорит, что у тебя есть идея, – сказал Эболи.

– Есть.

Пат сунул руку во внутренний карман пиджака. Он достал длинную алюминиевую трубку размером с сигару.

– Вот.

– Что это за чертовщина?

– Это я достал в Европе. Этим любят пользоваться русские. Здесь внутри примерно пять капель синильной кислоты. Это синильная пушка. Когда вы стреляете, пружина разбивает стекло, и кислота испаряется в лицо тому, на кого она направлена. Человек умирает мгновенно, и это самое важное. Диагноз обычно такой: сердечный приступ. Как вы знаете, с сердцем у Толстяка не очень хорошо. Бери, Томми. Мне это не понадобится.

Эболи кисло взял трубку и спрятал в карман.

– Сколько с меня? – спросил он.

– Брось, – с отвращением сказал Пат. – Это же для Семьи, верно? Я бы и сам все сделал, но больше не могу заниматься такими делами. Ты же понимаешь.

Пат застегнул пиджак и встал. Другие поднялись было вслед за ним.

– Нет-нет, вы оставайтесь. Мне пора.

Через пару дней после Рождества трехсотфунтовый Толстяк упал на блюдо с улитками, которых поглощал на кухне своего поместья на Лонг-Айленде. Никто не заметил темную фигуру, вышедшую через заднюю дверь и уехавшую на черном "кадиллаке". Охранник у ворот дружески помахал партнеру Маглиокко, проехавшему между каменных колонн. Тело нашли только через полтора часа. Все решили, что это очень грустно, но естественно.

– Он постоянно ел. Он становился все толще и толще, – услышав новости, заметил Гамбино.

В Ривердейле Сэм Мэсси и Пат подняли тост.

– За нашего ушедшего друга, – сказал Сэм и поднес к свету бокал с янтарной жидкостью. – И за нашего будущего конгрессмена.

– За это я выпью, – рассмеялся Пат.

* * *

Уинберг оказался хорошим пророком. Было самое время выставлять независимую кандидатуру. Демократы раскололись на реформаторов и на приверженцев прежнего курса. Правление Десапио было разрушено. Костелло пора было на покой, но даже он хотел помочь Пату. Лючезе также был ценным союзником – он имел политическое влияние в подполье.

Барри Голдуотер не пользовался популярностью в Нью-Йорке, как и Линдон Джонсон, но атака Голдуотера на преступность и насилие на улицах подвела избирателей к проблеме, которую Пат собирался сделать единственным пунктом своей предвыборной программы.

Новая консервативная партия набирала силу, но у них не было кандидата в округе Пата, так что он мог рассчитывать на их голоса.

Арти Уинберг считал, что Пат получит на Статен-Айленде семьдесят пять процентов голосов. Демократы выставили Джима Брайана – старого либерал-лейбориста и ирландского католика, – но избиратели отдавали большее предпочтение правому крылу и наверняка станут голосовать за консерваторов. Всего по округу было четыреста пятьдесят тысяч голосов, а из них на Статен-Айленде – триста тысяч.

Из меньшинств больше всего в округе было итальянцев, составлявших двенадцать процентов населения. Черных было только шесть процентов, еще шесть процентов китайцев и семь процентов испанцев. По два процента было поляков, ирландцев, русских и немцев, а также выходцев из Англии.