Человек семьи

Пату удалось выпроводить оставшихся гостей и отнести бессознательную Конни в ее спальню наверху.

Врач посветил ей в глаза фонариком-карандашом, потрогал пульс, ощупал живот и прослушал сердце стетоскопом. Он попросил Пата помочь стянуть с нее длинное платье.

– С ней все в порядке, доктор? – спросил Пат.

Он заметил, что глаза у Конни остекленели и были полузакрыты.

– Все в порядке, насколько я понимаю, – сказал молодой врач.

Это был не тот старый доктор Пиледжи, который так долго лечил семью, а молодой Пиледжи с длинными рыжими волосами и сильной верой в психиатрию по Фрейду.

– Она испытала какой-то шок. Вы не помните каких-либо происшествий сегодня, которые могли бы это вызвать?

Пат удивленно покачал головой.

– Ну, я просто беспокоюсь, что это может вызвать преждевременные схватки. Сколько у нее, уже семь месяцев?

Пат кивнул.

– Что же, было бы хорошо, если бы роды не были преждевременными. Посмотрим, что мы можем сделать, Вы меня извините?

Он выгнал Пата за дверь, перед тем как продолжить осмотр.

– Думаю, все будет в порядке, – сказал он позже. – Я дал ей пару таблеток секонала, но лучше ее держать под присмотром. Я зайду завтра. А вы пока могли бы поискать причину шока или испуга. Это может быть полезным. Не испытывала она тревоги насчет болей при родах?

– Нет, – сказал Пат. – Думаю, она с радостью их ждала.

– Что же, поговорим с ней завтра. У нее были случаи истерики?

– Ну, иногда она шумит. Я не назвал бы это истерикой. Она немного нервная.

– Гм, – ответил врач, оставив Пату догадываться, что это означало. – Ну, а как насчет секса? Было ли с этим нормально? Надеюсь, вы не будете возражать против моего вопроса.

– Я не против. Я только думаю, что это не ваше собачье дело.

Пат проводил врача до двери.

– Не принимайте мои слова близко к сердцу, – сказал молодой Пиледжи. – Просто я думаю, это может иметь отношение.

– Займитесь лучше медициной, доктор, – заметил Пат, помогая врачу найти свои пальто и шляпу.

* * *

Утром Пат позвонил в свой участок и сказал, что берет день отгула. Затем позвонил Сэму и спросил, не может ли Эсперанца посмотреть за Конни несколько дней. Эсперанца пришла в восемь часов, принесла журнал "Ньюс", который он просил, и пошла наверх отнести Конни завтрак.

Покончив с кофе, Пат тоже пошел наверх. Конни сидела, тупо глядя на нетронутый поднос. Она, казалось, не отошла еще от сонных пилюль и едва ли заметила его приход. Он поцеловал ее влажный лоб и сел на стул у кровати.

– Все будет хорошо, Конни. Позже придет врач. Он сказал, что все будет хорошо.

Конни что-то пробормотала, он не расслышал что и наклонился ближе.

– Подонок! – сказала она голосом, лишенным всяких эмоций.

Он не был уверен, что понял ее.

– Извини, я не расслышал, – сказал Пат.

– Подонок!

На этот раз он услышал. Он подумал, не сошла ли она с ума.

– Ты чертов торговец наркотиками и мошенник! Я слышала ваш разговор.

Пат казался изумленным не на шутку.

– О чем ты говоришь?

– Я была в шкафу для одежды. Я слышала, как ты говорил с Патерно.

– О чем ты говоришь?

– Я слышала, как вы говорили о белом порошке и об украденных облигациях и о поездке в Монреаль, и теперь я знаю, для чего были нужны все эти поездки в Гавану, в Италию. Ты – мафиози.

– Послушай, – заметил Пат. – Лекарство, наверное, слегка подействовало тебе на мозги.

– Нет. Я, может, слегка обалдела от пилюль, но я все помню очень хорошо. Я сидела там и думала, и внезапно поняла, что это происходит уже много лет, а я просто не замечала.

Как заметил Пат, ее мышление действовало, но говорила она мертвым голосом, как какой-нибудь электромоторчик в электропроигрывателе.

– Слушай, – сказал Пат. – Я не говорю, что ты не права. Я просто говорю, что ты не понимаешь. Это бизнес, и он не имеет отношения к мафиози, преступлениям или насилию. Просто бизнес. Ты же не хочешь, чтобы я всю жизнь был придурком-полицейским?

– Мой отец... Сэм знает об этом?

Пат издал короткий невеселый смешок.

– Знает?! Ты смеешься? Он – босс, человек номер один. Чья, по-твоему, была вся эта чертова идея?

– О чем ты говоришь?

Глаза Конни открылись в первый раз за все утро.

– Бога ради, когда ты повзрослеешь? Ты не знаешь, что именно дон Антонио и твой отец втянули меня в эту Семью? Не знаешь, что они растили меня, как тепличный цветок? Ты думаешь, можно получить прекрасные цветы, не вымочив их корни в дерьме? Оно и дает всему рост. Не знаешь, что вся наша свадьба была спланирована твоим отцом, чтобы было кому продолжать семейное дело? Бога ради! Чему там тебя учили в этой обители Святой Агнес? Ты думаешь, твой дядя Раймундо не погряз во всем этом до самого крахмального воротничка?

Взяв полный стакан апельсинового сока, Конни запустила им Пату в голову.

– Ты – подонок! – крикнула она. – Чертов подонок! Убирайся отсюда! Ты – чудовище!

Конни бросила в Пата сахарницей и тостом. Он увернулся. Внезапно глаза Конни закатились, и она начала выть долго и придушенно, перемежая вой рыдающим смехом и воплями. Одновременно Констанца стала корчиться на кровати, бросая свой живот из стороны в сторону и сбивая ногами мешающие одеяла.