Человек сидящий

Опера переводят его в безопасное место, от греха подальше. Это свинарник. Там действительно безопасно. Там содержат тех, кто не смог жить в «общей массе». Это — место для униженных и оскорбленных. Тюрьма в тюрьме. Люди там живут за стеной от свиней и вместе с крысами, а куда без них. Полтысячи свиней требуют ухода, и люди ухаживают за свиньями. Годы жизни в свинарнике без выхода.

Это не страшно, говорят, когда привыкнешь. Если привыкнешь.

Дмитрий не привык.

Письмо матери он написал и положил на тумбочку. Тело его сняли из петли рядом со шконкой, он нашел момент и повесился, быстро и суетливо, как он делал в зоне все.

День был ясный, летний, приехал следователь, неторопливо осмотрел труп. Ему все было понятно. Письмо он забрал.

Такие письма не уходят к адресату. Их приобщают к материалам проверки. Отказным материалам, что сотнями уходят в архив.

Так положено.

Страх, ненависть и презрение

Напротив меня за столом каптерки сидел совсем не тот Мансур, которого еще два дня назад остерегалась вся зона. Передо мной — просто чеченец средних лет, его только что привели ко мне в отряд. Это была ссылка, причем из разряда тех, что благо. Все могло обернуться хуже. Намного хуже.

Он появился в зоне давно. Статьи у него были злые. Сам он тоже никогда добротой не отличался и всегда отвечал на силу силой. Били его, бил он. Невысокий и угрюмый, прошедший обе чеченские кампании и выживший в тех бойнях, он снова попал на войну, где все против всех. И умирать не собирался.

Его пытались сломать сотрудники и промять арестанты. Он много раз находился в ШИЗО. Был в СУС — отряде со строгими условиями содержания, это тюрьма внутри колонии, где совсем тяжко.

Со временем вокруг него собрались люди — опытные бойцы, в основном чеченцы. Были и другие кавказцы. Были с ним и русские.

Когда в колонии сменился начальник, Мансур сумел выстроить с ним отношения. «Простроился», как говорят в зоне. Новый хозяин, из оперов, оказался далеко не дурак и считал: лучше всех смогут обеспечить порядок зэки с авторитетом. Нужно только, чтобы они подчинялись напрямую ему самому и опасались только его.

Он дал Мансуру то, чего тот хотел, — власть над одним отрядом. Практически безграничную. Время от времени в этот отряд приводили с этапов людей, способных платить за спокойную жизнь. У Мансура появилась своя комната, в ней диван и телефон с внешней связью. По неофициальному личному разрешению хозяина. Собранные деньги он не разбазаривал, барак отремонтировал, и в нем стали устраивать экскурсии для проверяющих разного рода.

— А вот давайте зайдем в первый попавшийся барак, — говорил комиссии ответственный сотрудник и заводил уполномоченных в барак к Мансуру.

Там всегда все сияло. Проверяющие уходили довольными.

Мансур организовывал футбольные турниры. Футбол он любил страстно. Собирал в свой отряд игроков с зоны, которые ему нравились, опера шли навстречу. Ему разрешили отпустить небольшую бороду. Получать в передачах домашние продукты и мясо. Разрешили готовить еду по-настоящему — не в микроволновках, как вся зона, а на электрической плите, со сковородками и кастрюлями, что всегда и всем запрещалось.

Барак Мансура стал особенным. В обмен за дотации Мансур исполнял договоренности — у него сохранялся порядок, кого бы к нему в отряд ни направили.

Порядок в зоне — это когда никто не привлекает к себе внимания, кто должен работать — работает, а кто хочет жаловаться — не жалуется.

За это его боялись и ненавидели. Иначе в тюрьме не бывает. Блага, которые ты получаешь, несут с собой зависть, а если ты не можешь ничего получить либо удержать полученное, тебя ждет презрение. Мансур готов был к зависти и внешне вполне естественно радовался ненависти к себе, иначе мужчина в его понимании жить не мог.

Но презрения ему было не пережить.

В тот день ему грозило именно это — презрение тех, кто раньше боялся и ненавидел. Два дня назад у него случился конфликт с завхозом соседнего отряда, бывшим небольшим милицейским начальником. Тот был неприметным человеком и не был раньше замечен даже в спорах. Он очень хотел освободиться условно-досрочно, и суд принял такое решение. Освобождаться он готовился на следующий день, и это придало ему сил.

Стычка произошла между локальными участками двух отрядов, на глазах у всех. Никто не слышал, что такого сказал бывший милиционер Мансуру. Но все видели, как Мансур мягко подошел к нему и несколько раз ударил. Снизу вверх. Снизу, потому что был ниже ростом. Выбил два зуба. Сбил на асфальт. Остановился.

Упавший вскочил и убежал в дежурную часть.

Начальник колонии находился в отпуске. Исполнявший его обязанности Мансура не любил. Чеченца закрыли в ШИЗО.

Через два дня о происшествии доложили начальнику. Тот повелел Мансура всех благ лишить и сослать в рабочий отряд, а лучше — в рабочую бригаду.

Так он попал в мой барак.