Человек случайностей

Вот только сейчас это светлое настроение успело исчезнуть, исчезнуть без следа, и на его место вернулся страх. Она стояла на ступеньках перед закрытой дверью, дрожа от ужаса, как раньше, только сейчас было еще хуже, и она чувствовала себя еще более виноватой, потому что Остин обо всем узнает, а если нет, то она сама расскажет, иначе и быть не может. Она поспешно сбежала по ступенькам, намереваясь где-нибудь спрятаться. У нее при себе было немного денег. Захватила она и чековую книжку. Какая-то капля инстинкта самосохранения побудила ее когда-то скрыть от Остина свой счет, на котором находился небольшой вклад. Остальные деньги забрал он. Осталась только эта мелкая сумма в банке – олицетворение того зернышка эгоистического недоверия, которое вопреки влиянию Остина прорастало в ее бедной исстрадавшейся душе. Она его тогда обманула, но потом у нее это вылетело из головы. А сейчас вспомнила. Значит, у нее есть чем оплатить гостиницу.

Она выбрала первую попавшуюся. Портье явно удивился ее виду, но ничего не сказал и ключ от номера выдал. Записалась она под именем давней школьной приятельницы из Манчестера – Доры Фридлендер. Назвать чужое имя она не посчитала преступлением в отличие от адреса. Взяла ключ, пошла наверх, легла на кровать и заплакала. Потом уснула, даже не заказав ужин, словно захваченная какой-то странной, всеусмиряющей болезнью.

Проснувшись рано утром, она не сразу поняла, где находится, а когда вспомнила, страх вернулся. Она выпила немного кофе, сообщила, что останется еще на одну ночь, и снова погрузилась в размышления. Но это ей давалось с трудом. Как человек, наблюдающий в себе первые робкие шаги тяжкой болезни, она чувствовала присутствие невидимых сил, все теснее смыкающих кольцо вокруг нее. Стоило ей взглянуть на свою сумочку, и та мгновенно упала с туалетного столика на пол. Она ощутила страшную зависимость от окружения, как в давние времена, в юности. Потом со стены сорвалась картина. Надев плащ, она поспешно вышла из гостиницы. В Гайд-парке бродила по аллеям. День был солнечный. Ее преследовала мысль, что надо обратиться за помощью. Но к кому?

Из телефонной будки Дорина пыталась дозвониться к Шарлотте, но никто не брал трубку. Она купила себе пирожок и вернулась в парк. Задумалась о подругах школьных лет… не поехать ли в Манчестер… нет, после замужества она порвала дружбу со всеми… вряд ли согласятся принять кого-то чужого, превратившегося в призрак самого себя… Иногда вдруг в голове у нее прояснялось, и она понимала, что есть только два выхода – возвращение в Вальморан или к Остину. И только сейчас вспомнила сцену, о которой совершенно забыла, уйдя из Виллы, сцену между Остином и Митци. Вспомнила – и прежняя дрожь потрясения вернулась к ней. Но через минуту ею овладела боль, причину которой не хотелось искать. Если сейчас вернуться к Остину, то придется подчиниться ему полностью, и если у него связь с Митци, то и с этим придется смириться. Остин будет владеть ими обеими.

Можно вернуться в Вальморан, а можно – в дом Митци, поискать Остина. Но после того, что случилось, можно ли вообще куда-то идти? Мэтью она отдалась больше, чем если бы провела с ним ночь в постели. В его словах, обращенных к ней, была истина, страхи улетучились, он помог ей сильнее полюбить собственного мужа – во всяком случае, ей так казалось. А может, он лишь заворожил ее какой-то особенной странной любовью? Ни на секунду она не подумала, что можно вернуться к Мэтью. Он уже принадлежал прошлому, тому времени, которое вне времени, он был там, где обитают сны. С ней остались лишь мрак, чувство огромной вины и бессилие.

Она вернулась в гостиницу. Комната, увиденная ее полубезумными глазами, тоже выглядела зловеще. Дорина приняла таблетку и погрузилась в лихорадочный сон. На следующее утро ушла рано и снова блуждала по городу. Ходила по Сент-Джеймс-парку, зашла в картинную галерею. Днем в кино, и там, в темноте, проплакала целых два часа. Предчувствия Остина оправдались. Он уже не раз шел по ее следу или ждал там, куда она приходила на следующий день. Тоже бродил по Гайд-парку вокруг Серпантина, но слишком поздно. Заходил и в галерею Тати, но слишком рано. Один раз они оказались в одном кинотеатре, но зашли в зал и вышли в разное время. Прошел день, второй, третий. Дорина перебралась в другую гостиницу. Гарс был прав. Она все больше убеждалась, что должна все рассказать Остину, но сказать не тогда, когда заставит болезненный страх, а сейчас, не считаясь с последствиями. Она взялась писать письмо, но тут же бросила – сам вид букв вызывал у нее какую-то неприязнь. Должен ли он обо всем этом знать? Что-то случилось со зрением. Куда она ни смотрела, всюду видела световой шар и в нем ребенка. Огненные, мрачные видения наполняли сны.