– Надо промыть. Придвинь стул к умывальнику. Перекись водорода есть? Принеси чистую тряпку… Поищи вон там, в ящике. Полотенце на плечи ей положи. Вода горячая, это хорошо. Забери у нее стакан. Хватит плакать, слышишь – хватит!
Митци затихла. Смотрела на Гарса беспомощно, пока тот промывал рану, губы у нее были мокрые, слезы текли по лицу. Она была похожа на огромного младенца.
– Вода очень горячая, – говорил Гарс, – но это как раз то, что надо. Попрошу чистое полотенце, пожалуйста, чистое. А сейчас тебе лучше лечь в постель. Не надо ничего прикладывать. До утра подсохнет. Если станет хуже, пойдешь к врачу. А сейчас отправляйся спать.
– Наверное, ей надо помочь, – сказал Людвиг. – Сама не дойдет.
Митци снова начала плакать, еле слышно, глядя куда-то в глубину комнаты и то и дело притрагиваясь к ранке.
– Пошли, – повторил Гарс. – Мы тебя проведем. Где спальня?
– Выше.
Митци, со стаканчиком в руке, провели через гостиную, при этом она возвышалась над своими благодетелями, будто статуя языческого божества над мелкими фигурками верующих. Труднее всего оказалось подняться по ступенькам, потому что Митци хотела держать стаканчик именно в той руке, какой надо было хвататься за перила. Поэтому позади идущих оставалась мокрая дорожка.
– Клади на кровать, – распорядился Гарс. Высвободившись из-под мощной руки, он включил свет, потом спустился в гостиную и закрыл за собой дверь.
Укладывание оказалось делом нелегким. Оставшись вдруг один на один с тяжеленной, наваливающейся на него Митци, Людвиг едва не потерял равновесие. И они вместе упали на постель. Локоть Митци опустился ему на грудь. Он едва не задохнулся. И тут же оказался в пылких, мощных объятиях.
Людвиг не сразу понял, что пьяная женщина обнимает его всерьез, не сразу понял он и то, что сопротивление бесполезно. Митци обладала недюжинной силой. Людвиг попробовал встать, но Митци двумя ручищами, похожими на стволы деревьев, еще мощнее прижала его к себе. Его окружило плотное облако алкогольного дыхания, и тут же громадный язык начал его облизывать.
Людвиг прекратил сопротивление и сказал тихим, но решительным голосом:
– Митци, отпусти меня, будь добра.
Раздалось всхлипывание, совсем детское. После чего ужасные объятия разжались. Людвиг, весь помятый, упал с кровати, с трудом переводя дух. Приземлился на колени и постоял так в полной темноте какое-то время. И с каким-то удивлением обнаружил, что в комнате горит свет, и увидел совсем близко лицо Митци, бледное, широкое, веснушчатое, опухшее от слез, мокрое. Она притронулась к его плечу.
– Прости, Людвиг. Я совсем пьяная. Мне так плохо. Да еще сова меня очень испугала.
Людвиг поцеловал ее в лоб. Потом как-то подсунул руку под шею и поцеловал в горячие, мокрые, пьяные губы. После чего встал с достоинством.
– Спокойной ночи, Митци.
– Спокойной ночи, дорогой Людвиг.
Он потушил свет и вышел. Если ее тут же не свалит алкоголь, то позже она обязательно выйдет уже в халате. Он был уже у самых дверей гостиной и только тут понял, что она таки сумела его возбудить.
Гарс оставил Людвига возиться с Митци не из-за смущения, а потому, что не хотел, чтобы отец, неожиданно появившись, увидел, как он тащит Митци, а та облапливает его ручищей, похожей на половину колеса от грузовика. В этой сцене он смотрелся бы не очень красиво. Слишком комично для первой после долгой разлуки встречи отца и сына. Хотя, правду говоря, сегодня он пришел в этот дом ради Людвига, а не ради отца.