Человек смотрящий

Научиться считывать эмоции, разумеется, было важно с эволюционной точки зрения. Мы должны понимать, от кого нам ждать помощи, а кого следует опасаться. Но наблюдение за эмоциями имеет для нас не только своекорыстный интерес. Возьмем картину «Сусанна и старцы» Оттавио Марио Леони.

Оттавио Леони. Сусанна и старцы. Ок. 1620 © Detroit Institute of Arts, USA / Bridgeman Images

Двое солидных мужчин обвинили женщину в прелюбодеянии. Ее приговорили к смерти, но отпустили, когда выяснилось, что показания обвинителей расходятся в существенных деталях. На картине Сусанна изображена обнаженной, но не смущенной. Она вопросительно смотрит на мужчин снизу вверх, рука делает плавный жест в их сторону, на ней жемчужное ожерелье, волосы аккуратно уложены, лицо накрашено. Сцена вполне мирная. Создается впечатление, что Сусанна хладнокровно обсуждает с непрошеными гостями свое щекотливое положение.

А теперь посмотрите на тот же сюжет в интерпретации Артемизии Джентилески.

Артемизия Джентилески. Сусанна и старцы. 1610 / Pommersfelden, Germany

Ее Сусанна в ужасе отворачивается, протестующе вскинув руки: всем своим видом она дает сластолюбцам понять, что они должны немедленно оставить ее. Брови нахмурены, на щеках рдеет румянец негодования и стыда, волосы растрепаны. Леони трактует библейский сюжет как тему для размышлений, нравоучительную историю. Джентилески видит душевную боль и надругательство. На первой картине действие вполне может длиться еще некоторое время, на второй Сусанна хочет немедленно положить конец непотребству.

Взгляд Джентилески психологически точен. Ей было только семнадцать, когда она написала эту картину; в документах сохранились свидетельства, что за год до того она подверглась насилию. Почти все художники до этой эпохи – начала XVII века – были мужчины, и во многих картинах на мифологические и библейские сюжеты прослеживается тенденция приглушать страдания или же изображать сцены, подобные этой, так, чтобы представить мужскую точку зрения. Джентилески лишает зрителей мужского пола такой возможности. Она заставляет нас сосредоточиться не на истории и не на второстепенных деталях, а непосредственно на страдании. Она ставит себя на место Сусанны, отказываясь от традиционного психологического дистанцирования.

Другими словами, она проникается чувствами своей героини, ощущает внутреннюю связь с ней. В своем высшем проявлении зрительный контакт делает такое сопереживание возможным. Он заставляет нас совершить путешествие по оси Z, вне зависимости от нашего собственного опыта эмоционально пережить опыт другого существа. Для этого требуется на время забыть себя, настроиться на чужую волну, приглушить свои ментальные шумы и укоренившийся в нас субъективизм. Наши глаза объективны. Созерцание чужих страданий – это способ уравновесить центростремительную силу, делающую нас самими собой, и центробежную силу, дающую нам возможность взглянуть на мир глазами другого.

Чтобы лучше это понять, давайте перенесемся в год 1543-й, к смертному одру шестидесятидевятилетнего поляка. В руки ему вложена написанная им книга «О вращении небесных сфер». В свое время он, как и многие его предшественники, наблюдал за движением планет в ночном небе и был озадачен сложными траекториями их орбит. Большинство природных закономерностей просты, однако Солнце, Луна и прочие небесные тела не желали двигаться простыми путями. Почему? Его объяснение стало прорывом в понимании устройства Вселенной – это была центробежная идея, уже приходившая в голову другим мыслителям до него. Орбиты кажутся сложными, потому что мы наблюдаем их оттуда, где находимся, а именно с планеты Земля. Если бы мы стояли на поверхности Солнца и смотрели оттуда, орбиты оказались бы намного проще, потому что… планеты вращаются вокруг Солнца, а не вокруг нас!

Имя этого поляка Николай Коперник. Он заслужил почетное место в «зале славы созерцания», поскольку его теория зиждется на смиренном подходе к наблюдению. Он был родом из Польши в эпоху, когда центром торгового мира считалось Средиземноморье, а центром этого центра – Венеция, и, возможно, идея о том, что мы находимся в центре мироздания, а все остальные – где-то на периферии, была ему не столь близка. У него не было имперских амбиций. Может быть, центр где-то еще, говорил он, и не он один, или нигде. Коперник научил нас тому, что один из самых важных вопросов, которым стоит задаться: откуда мы смотрим? Он низверг с пьедестала христианское Средиземноморье.