Ирод наклонился к Иисусу, по-прежнему сидевшему с закрытыми глазами, и стал пристально вглядываться в человека, который только что отказался от царства. Иисус открыл глаза и устремил взгляд в глаза Ирода. Уставшие карие глаза. Темно-карие глаза с налитой кровью склерой.
«Действительно ли он обладает железной волей? – спрашивал себя Ирод. – Или он просто сумасшедший?»
В глазах измученного пыткой человека не было ни вызова, ни героической решимости. Эти глаза говорили: «Ты не сможешь меня понять».
– Отведите его к Пилату, – сказал раздосадованный и одновременно растерянный Ирод.
Те же самые раввины, которые следовали за Иисусом к дворцу Ирода, последовали за ним к резиденции прокуратора.
Пилат бесцельно шагал из угла в угол залы второго этажа. Огорченная Прокула сидела молча.
– Арестованный возвращается, – сообщил стражник.
– Приведите его ко мне, – велел Пилат.
Прокула встала и бросилась Иисусу в ноги, а затем расплакалась.
– Встань, – сказал Иисус, – твои слезы смыли твои грехи.
Пилат в недоумении наблюдал за происходящим. Прокула велела принести теплой воды и куски полотна. Ее распоряжение было исполнено незамедлительно.
– Позволь мне омыть твои раны. У меня есть целебные бальзамы, – сказала Прокула.
Иисус кивнул в знак согласия. Раб помог ему снять платье. Пилат поморщился, увидев на спине Иисуса черные от запекшейся крови полосы. Прокула добавила в воду уксус, сок подорожника, гвоздичное масло, толченую кору ивы. Затем она намочила кусок полотна и стала осторожно размягчать подсохшие сгустки крови на спине Иисуса. Из ран вновь потекла кровь.
– У нас мало времени, – предупредил жену Пилат.
В конце концов, все это противоречило здравому смыслу! Он приказал, пусть и против собственного желания, наказать человека бичеванием, а Прокула лечит его раны, да еще в присутствии мужа!
– Это необходимо сделать, – твердо произнесла Прокула.
Прокуратор вновь зашагал из угла в угол.
– Надеюсь, что это наказание удовлетворит их, – прошептал Пилат. Повернувшись к жене, он приказал: – Довольно!
Немного помолчав, Пилат сказал Иисусу:
– Иди со мной!
Они вышли на улицу. И сразу же сотни бородачей устремили на них взоры.
– Вот он, – сказал Пилат. – Мне не в чем его упрекнуть. Посмотрите на него!
И снова протяжный вой, и снова сжатые кулаки. Вдруг первые ряды зашевелились. Каиафа, Анна и Годолия пробивали себе дорогу сквозь толпу.
– Прикажи его распять! – требовательно сказал Каиафа.
Толпа закричала. Пилат оскалился.
– Он уже был наказан бичеванием!
– Я сказал: распни его! – воскликнул Каиафа.
– Повторяю: нет ничего, в чем его можно было бы упрекнуть!
– У нас есть закон, и в соответствии с этим законом, который Цезарь обещал уважать, этот человек должен быть приговорен к смертной казни, поскольку он богохульствовал, утверждая, будто он Сын Бога! – прокричал Годолия.
– Уведите обвиняемого, – приказал Пилат стражникам.
Недолго думая, прокуратор пошел вслед за ними.
– Послушай, еще есть время все изменить. Кто ты? – обратился Пилат к Иисусу.
– Если я скажу, что я сын Иосифа и Марии, это ничего не даст. Я нашел своего Отца, но они не знают Его. Я воплощаю собой Отца, которого они подвергают бичеванию. Ты и Ирод, вы хотите впутать меня в их интриги, однако ваши планы обречены на поражение. Вы не сможете меня спасти. Жребий брошен. Все это должно закончиться. Единственный способ истребить зло – это принести меня в жертву.
– Тебе наверняка известно, что я наделен властью либо освободить тебя, либо распять, – сказал Пилат. – Я предпринял попытку тебя спасти, но сейчас ты должен мне помочь.
– Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе.
Из глубины помещения вышла Прокула и срывающимся голосом спросила:
– Разве мы не можем порвать невидимые нити, связывающие тебя с твоими палачами?
Иисус повернулся к ней. Возвышенное создание, которое в отчаянии заламывало руки.
– Это было написано с самого начала, – ответил Иисус.
– Но так ли это? – возразила она.
– «Он истязаем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих, – читал Иисус на древнееврейском языке, – как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят…» Понимаешь ли ты древнееврейский язык, женщина?
Прокула отрицательно покачала головой.
– Когда станешь понимать этот язык, почитай Книгу пророка Исайи.
Прокула застонала.
– Я ненавижу иудеев! О, как я ненавижу эту покорность судьбе!
И Прокула стремительно вышла.
– Член Синедриона по имени Годолия просит разрешения побеседовать с вашим превосходительством, но на улице, – доложил секретарь Пилата.
Пилат вышел и спустился на лифостротон. Годолия подошел к нему.
– Это длится уже достаточно долго, ваше превосходительство, – сказал Годолия. – Ты должен понимать, что мы не изменим своего мнения. Кроме того, осужденный должен быть распят до захода солнца.
– Ты приказываешь мне? – возмутился Пилат, неистово двигая челюстями.