Человек, стрелявший ядом. История одного шпиона времен холодной войны

Документы, деньги и банки Сташинскому выдали в Карлсхорсте. Паспорт ФРГ следовало предъявлять на пути в Мюнхен, паспорт ГДР – на обратном пути. Попадись Богдан в руки полиции, он должен был изображать Леманна (начальники уверяли, что так от него скорее отвяжутся). Самой опасной частью багажа были две жестянки: одна и вправду с сосисками, зато другая – переделанная умельцами из КГБ в контейнер для пистолета, стрелявшего облачком яда. Устройство замотали ватой и сунули в металлический цилиндр, который в свою очередь поместили в наполненную водой банку. И оружие, и цилиндр были из алюминия, так что весили банки одинаково, но на контейнер нанесли особую пометку.

Вначале чекисты задумали передать оружие агенту прямо в Мюнхене – туда его привез бы обладатель дипломатического паспорта из Восточного блока. Такие люди не боялись таможенников, поэтому в Карлсхорсте могли бы не волноваться за провоз через границу. От плана отказались, когда кому-то пришло в голову, что за дипломатом могут проследить контрразведчики ФРГ. В таком случае агента схватили бы на месте уже с контейнером. Решили, что «Дрэгер» возьмет его с собой на рейс из Берлина. На случай ареста придумали легенду: он якобы встретил в Восточном Берлине человека, который заплатил ему и попросил отдать обе банки одной женщине в Мюнхене, в баре «Максим». Если бы его поймали с оружием уже после покушения, он должен был бы заявить, что подобрал эту штуковину на лестнице.

На границе «Дрэгера» не обыскивали и он спокойно прилетел в Мюнхен вечером 9 октября. Куратор велел ему ликвидировать цель в здании на Карлсплатц, 8. Если бы с этим возникли затруднения, Сташинский мог подстеречь Ребета в здании на Дахауэрштрассе или жилом доме на Оккамштрассе. Первую таблетку с противоядием он выпил в восемь утра 10-го числа, в четверг (а всего привез десять таблеток и две ампулы – запас на десять дней). Агент завернул оружие в газету, проделав дырки для предохранителя и спуска, и вышел на улицу. Жестянку он выбросил в урну в Английском саду.

В полдевятого утра Сташинский уже наблюдал за входом в здание на площади Карлсплатц. Там располагалось много разных контор, включая приемные кабинеты медиков. На случай задержания агент заготовил легенду, что приехал из ГДР на отдых, любовался великолепной архитектурой, но внезапно почувствовал зубную боль и пошел к дантисту. Если бы его застали на месте преступления, он притворился бы, что оказывает помощь человеку без сознания.

В тот день он ждал до пол-одиннадцатого утра, но Ребет так и не появился. Напрасно Богдан подкарауливал его и после обеда. В пятницу 11-го повторилось то же самое. С одной стороны, каждый раз он вздыхал с облегчением, с другой – нервное напряжение возрастало. По утрам он просыпался с чувством наступающего кошмара. Особенно тревожно было в те часы, когда Сташинский поджидал на улице объект. Но после полудня он мог немного расслабиться, погулять по Мюнхену и отвлечься от терзавшей его моральной дилеммы. На следующее утро иллюзия покоя вновь испарялась. Единственным выходом из этого порочного круга, единственным шансом вернуться к привычной жизни оставалось выполнение приказа48.

Лев Ребет по выходным в редакцию не ходил, работая с текстами дома, однако в субботу, 12 октября, отступил от этого правила. В пятницу он до глубокой ночи читал недавно опубликованную автобиографическую повесть Александра Довженко «Зачарованная Десна» – последнее творение известного кинорежиссера, умершего в 1956 году под Москвой. Еще в конце войны Сталин запретил Довженко жить и работать на Украине, поэтому книгу наполняла тоска по детству на лоне природы. Такие ноты не могли не отозваться в душе давно покинувшего родину выходца из галицкого городка. Уже не важно было, насколько по-разному смотрели на мир убежденный националист и советский художник, который всю взрослую жизнь исповедовал коммунизм.

Субботним утром Ребет, обычно сдержанный в общении с детьми, впервые за долгие месяцы проявил интерес к тому, как его Андрей учится играть на пианино, и даже погладил сына по голове. Когда Дарья крикнула мужу с кухни, чтобы он вернулся с работы поскорее и успел к обеду, Лев попросил не волноваться. И пошутил: «Я, может, и до редакции-то не дойду». Жена и дети потом верили, что его посетило предчувствие гибели49.