Человек света

Огест выполнил указание, но никак не мог понять, что ему полагается увидеть. «Определенно, самый странный вечер моей жизни», - подумал он. А потом вдруг начал различать что-то, чего не видел раньше. От головы гения, там, где полагалось быть шее, начали спускаться линии кадыка. Прищурившись, Огест увидел еще больше. Прошло еще с десяток секунд, и перед ним предстал смутный, но несомненный контур тела Ларчкрофта.

В этот момент Ларчкрофт крикнул «Довольно!» так громко, что господину с гвоздикой не пришлось передавать его приказ. Музыка смолкла, а вместе с ней внезапно исчезли и тонкие линии, обрисовывавшие тело Человека Света.

Веки Ларчкрофта поднялись, он улыбнулся.

- Что вы увидели?

- Я начал видеть вас.

- Очень хорошо. Надетое на мне - брюки, пиджак, рубашка, перчатки, туфли, носки, - все в точности бархатистого тускло-зеленого оттенка обоев. В этой комнате акустика света, если так ее можно назвать, - голое пространство, серость пола, высота потолка, наша масса и, разумеется, свет люстры, мягкий, как жидкий огонь - складывается так, чтобы на фоне зеленого была видна лишь голова. Но когда Хоутс наверху играет на виолончели, расположенной строго над люстрой, вибрация инструмента передается через потолок и подхватывается хрустальными подвесками, которые чуть заметно покачиваются, изменяя консистенцию светового поля и разрушая иллюзию.

- И вы сидите в кресле, обитом тем же зеленым? - возбужденно спросил Огест.

- Совершенно верно.

- Гениально, - рассмеялся молодой человек.

Ларчкрофт какое-то время смеялся без удержу, и Огесту это зрелище казалось одновременно чудесным и ужасающим.

- А вы неглупы. - Голова одобрительно кивнула. - Готов побиться об заклад: теперь вы придумаете правильный вопрос.

Поначалу Огест был уверен, что не разочарует хозяина. Вопрос вертелся у него на языке, но через мгновение мысль ускользнула.

Ларчкрофт закатил глаза. Дернувшись вперед, голова наклонилась к Огесту. Рот открылся, и когда зазвучали слова, репортер ощутил теплое, отдающее чесноком дыхание хозяина.

- Создание Ночи, - прозвучали шепотом слова гения, за ним последовало подмигивание.

Голова снова отодвинулась.

- Не могли бы вы рассказать о Создании Ночи? - спросил Огест, занося над бумагой карандаш и поправляя на колене блокнот.

Ларчкрофт вздохнул:

- Наверное, да, хотя это очень личная история, и сейчас я расскажу ее в первый и последний раз. Но сначала надо ввести вас в курс дела.

- Я готов.

- Итак. - Ларчкрофт прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями. - Свет - это творческий гений, изобретатель, скульптор. Доказательств тому можно не искать дальше отражения нашего лица в ближайшем же зеркале, а точнее, глаз. Можете ли назвать, мой дорогой мистер Фелл, что-нибудь более сложное, более компактное и функциональное, чем человеческий глаз?

- Нет, сэр.

- Так я и полагал. Но задумайтесь вот над чем. Наши глаза были созданы светом. Не существуй света, у нас не было бы глаз. За долгий эволюционный марафон человечества свет выстроил эти волшебные шары, на протяжении веков внося мельчайшие изменения, и теперь они способны к удивительному процессу - зрению. Наиважнейшее из наших чувств, не только способ самосохранения, но и единственный важнейший катализатор культуры - порождение гения света.

В древности считалось, что глаза, словно маяки, генерируют лучи, которые, изливаясь, смешиваются со светом солнца, как подобное тянется к подобному, и возвращаются к нам отражением, которое мы затем принимаем за зрение. Сейчас нам известно, что глаза лишь мощнейшие уловители, посредством которых свет общается с нами. Не обманывайте себя: свет разумен. Это я понял еще в самом начале работы с ним. Когда мне было пять лет, я увидел, как солнечный луч проник в комнату через щель между ставнями, ударил в аквариум с золотыми рыбками и рассеялся в личинах составляющих его цветов. С тех пор потребовалось лишь несколько кратких лет интеллектуального углубления в данный феномен, чтобы понять: все, что мы видим и что нам кажется, суть лишь осколки чистейшего света. Так, во всяком случае, я думал тогда.

- Минутку. - Огест бешено строчил в блокноте. - Вы хотите сказать, что все сущее - продукт преломления света?

- Более или менее, - пожал плечами Ларчкрофт. - Эта теория наделила меня достаточно глубоким его пониманием, позволив воплотить кое-какие иллюзии и трюки, которые привлекли внимание публики. После того как я поступил в университет и выучил математические формулы, которые изящно заключили в цифры то, что в юности я отыскивал ощупью, мне показалось - дальше я не продвинусь. Я натолкнулся на своего рода непреодолимую стену, скрывающую от меня секреты сущности света. Я понял, что все сводится к следующему: свет общается с нами посредством глаз, но глаза лишь уловители, поэтому он способен говорить нам, наставлять нас, требовать от нас, однако общаться с ним мы не в состоянии. Я мог манипулировать процессом зрения настолько, насколько сам свет мне позволял, но факт оставался фактом: мое общение с разумом света навсегда останется односторонним.