Человек-Т, или Приключения экипажа "Пахаря"

– По расположению гильз. Слишком близко они лежали. Практически под самым шаром. Понимаете? Если стрелявший целился в шар, то он был или пьян, или не соображал, что делает. Потому что для этого ему нужно было бы чуть ли не лечь. И стрелять почти в упор и вверх прямо перед собой. Это же бред полный! А рикошет? При таком положении очень велики шансы, что рикошетом в тебя же и попадет. Кстати о рикошете. Пуль я не нашел. И Умник тоже не нашел. Хоть искали мы, поверьте, очень тщательно.

– Браво, Оружейник! – воскликнул Доктор. – О пулях я как-то не подумал… Действительно, господа. Если стреляли по шару из автоматического карабина, то, спрашивается, где пули? Шар-то, как сказал нам Штурман, состоит из очень твердого материала!

– Есть два варианта, – важно сказал Штурман. – Вернее, три. Первый: пули остались в телах неведомых врагов. Второй: стреляли не по шару, а куда-то вверх, по цели на кромке котлована. Тогда эти пули где-то там наверху и валяются. И третий: пули подобрали и унесли с собой. Чтобы замести, так сказать, следы. Конечно, можно придумать еще несколько, но эти мне кажутся наиболее логичными.

– Ага, – не оборачиваясь, заметил Механик. – Пули, значит, унесли, а гильзы бросили.

– Ладно, – легко согласился Штурман. – Тогда оставляем только два.

Тем временем «Мураш» преодолел подъем и выбрался на ровное место.

– Вижу какую-то очередную дыру, – сообщил Механик. – То ли вход, то ли выход. Впереди. Расстояние тысяча двести метров. Оттуда как раз, по-моему, поднимается свод этого подземного царства.

– Давай туда, – скомандовал Капитан. – Будем надеяться, что дыра эта ведет наружу. Не знаю, как вам, а мне порядком надоели эти подземные скитания.

– Да мы тут всего ничего! – воскликнул Оружейник. – И вообще мало что узнали…

– А что и как ты собираешься узнать? – с иронией осведомился Доктор. – Капитан прав: надо наружу поскорее выбираться, людей искать. Ворота они построили, и стреляли здесь тоже они.

Дыра, замеченная Механиком, оказалась при ближайшем рассмотрении въездом в тоннель, который, ко всеобщей радости, вел не вниз, а вверх.

– Угол подъема маловат, – посетовал Механик, трогая с места, – но не будем хотеть слишком многого.

Еще через километр тоннель закончился такими же воротами, которые они открыли словами из сказки на выезде из подземного озера. Только на этот раз в стальных тяжелых створках зияла безобразного вида громадная дыра с оплавленными краями. Достаточных размеров, чтобы в нее проехал вездеход.

– Ух ты! – воскликнул Механик, останавливая вездеход. – Кто-то, видать, не захотел мозгом шевелить. Чем это, интересно? Лазером?

– Не похоже, – авторитетно заявил Оружейник. – Тут не вырезали, а прожигали. Сразу и насквозь. Сталь просто испарилась… Плазменная пушка так может. Наша, например, что на «Мураше» установлена.

– Не нравится мне это, – сказала Вишня. – Сначала гильзы, теперь дверь, кем-то разрушенная… Мы, лируллийцы, не любим войны. И стрельбы по любым целям тоже не любим.

– То-то ваши патрульные крейсеры вооружены по самое никуда, – усмехнулся Капитан.

– Потому и вооружены, что не любим, – объяснила Вишня.

– Эх, госпожа Вишня, да кто ж ее, войну проклятую, любит и кто ее зовет… – примирительно коснулся руки лируллийки Капитан. – Только она, увы, чаще всего без всякого спроса приходит. Сама. Ну, Механик, что встал? Вперед.

И они двинулись вперед.

Эпизод четвертый

Маша меня простила.

Не сразу, конечно. Пришлось дарить в больших количествах цветы и даже полушутливо стоять на коленях.

Странно, что я за каких-то два дня так привязался к этой, в общем-то, не самой эффектной в моей жизни девушке. Но что значит эффектной? Само понятие «эффектная» именно и предполагает сильное, но краткое внешнее воздействие физической красоты. И на тебя лично, и на окружающих. А Маша… Было в ней нечто основательное, настоящее, чему я пока не мог подобрать слова, некая изначальная женская мудрость, которая, вроде бы особо не проявляясь внешне, тем не менее чувствовалась во всех ее даже самых незначительных словах и поступках.

Однако слово «любовь» пока вслух не произносилось. И не потому, что я сомневался и не был уверен в себе. Хотя и сомневался тоже, потому что мое чувство к Маше уж очень было не похоже на те любови, что случались со мной раньше. Но что мы знаем о любви? Нам кажется, что мы уже не раз испытывали ее и здесь для нас нет никаких тайн и неожиданностей, однако, когда она приходит снова, мы опять уверены, что любим впервые, а все, что сладко терзало наши сердца в прошлом, не более чем легкомысленные увлечения.

И только к первой любви все вышесказанное не относится.

Впрочем, и кроме чудесной Маши у меня хватало впечатлений. Жизнь, казавшаяся до последнего времени никчемной, скучной и лишенной хоть сколько-нибудь приемлемого смысла, неожиданно понеслась вскачь с такой прытью, что я напрочь забыл про свою еще совсем недавнюю тоску, сплин, депрессию и прочую хандру.

Сашка Ковригин, старая фээсбэшная лиса, оказался прав. Слава выскочила на меня из-за угла и повисла на шее, будто красивая пьяная девка.