Это был дед. Одетый в безрукавку мехом наружу поверх неопределённого цвета, довольно ветхой, но чистой рубахи с раскрытым воротом и защитные штаны, заправленные в сапоги, он опирался на палку, но отчего-то было ясно, что носит он её, скорее, для старческого форса, нежели по необходимости и вполне может при нужде обходиться без неё. Мне показалось, что он очень стар – усы и борода его были совершенно седыми, и худощавое лицо, словно траншеи – поле боя, изрезали резкие и многочисленные морщины. Но глаза во впадинах-глазницах смотрели ясно и остро, а спина лишь чуть-чуть согнулась под тяжестью лет. За его спиной вправо и влево тянулся самый настоящий плетень (господи, тысячу лет не видел плетня!), за которым расположился сначала огород, а затем и потемневший от непогоды и времени, изрядно вросший в землю бревенчатый дом с резными наличниками на окнах и новой, покрытой шифером, крышей. На крыше, притороченная к дымовой трубе, красовалась телевизионная антенна.
Всё это – и деда, и дом я окинул одним скорым взглядом и ещё успел заметить, что дом стоит несколько на отшибе, а дальше начинается село. И село, на первый взгляд, не маленькое.
– Здравствуйте, – я слегка поклонился и постарался улыбнуться искренне и доброжелательно (вот же, черт, попал, называется, в уединённое место…) – Воздух у вас тут совершенно замечательный!
– Тайга – не город, – едва заметно усмехнулся дед. – В гости приехал?
– Э-э… не совсем. То есть в гости, как бы, к вам, сюда, вообще, так сказать…. Э-э… я журналист, у меня задание от редакции написать о людях глубинки так сказать. Чем живут, чем дышат, о чём мечтают. Ну, и вообще… – под пристальным взглядом старика я чувствовал себя не совсем уютно.
– Журналист… Это хорошо. Из Хабаровска?
– Н-нет, из Москвы.
– О! Редкий гость, редкий. Сегодня прибыл?
– Сегодня. Недавно.
– А у кого остановился? Гостиниц-то у нас нету.
– Да я, собственно, ещё не определился…
– Ну гляди, приходи ко мне, ежели что. Изба чистая, большая. Живу я один – места хватит. Как нагуляешься, так и приходи. Блудить тут у нас, кроме как в тайге, негде, избу мою легко найдёшь, – вот она, у самой реки. А зовут меня дед Евсей.
Он кивнул головой, повернулся и, не торопясь, пошёл к дому.
«Из Хабаровска…» – надо же! Это что же, меня в Хабаровский край забросило? Любопытно. Надо бы пройтись к центру села и, действительно, определиться как-то с точным местонахождением. Эх, жаль напрямую спросить нельзя – сразу излишнее внимание привлечёшь. Оно бы, конечно, и наплевать – в любой момент не поздно домой вернуться, но к чему лишние слухи?
До центра по дощатым (никогда раньше не видел – читал только, что были такие в древнерусских городах) тротуарам я дошёл минут за десять и первое, что мне кинулось в глаза – слегка выгоревший на солнце, но ещё не утративший окончательно яркости и внушительности лозунг на крыше двухэтажного кирпичного здания, в котором, судя по всему, располагалась местная власть. «XXIV съезду КПСС – достойную встречу!» призывали полуметровые белые буквы на красном, во всю длину здания, полотнище.
Я оторопел.
Закрыл глаза, потряс головой и посмотрел снова.
Да. Именно XXIV съезду. Именно КПСС. Достойную. Встречу. С восклицательным знаком на конце.
Что же это такое, братцы, мелькнуло в голове, неужто так с тех самых пор и висит?! Его что, ежегодно обновляют?! Я попытался вспомнить, когда именно случился двадцать четвёртый съезд Коммунистической партии Советского Союза и не смог. Да и откуда? Когда я поступил в университет, история партии уже была исключена из обязательного списка предметов. Хотя и пионером, и даже комсомольцем я побывать успел. Последний призыв, так сказать.
Нужно было, однако, как-то двигаться и что-то делать. Например, закурить и принять слегка рассеянный вид пресыщенного путешествиями и впечатлениями московского журналиста. Подумаешь, съезд. Я прекрасно помню те времена, когда такие и подобные лозунги чуть ли не на каждом доме висели – и ничего!
Я закурил и оглядел сельскую площадь.