Человек-тело

Я помнил, что иду очень давно: несколько часов или даже дней. Первое время я был преисполнен восхищения, любовался туманной глубиной улиц, парадоксальными сочетаниями красок – черного на розовом, розового на золотом.

Со временем что-то стало тревожить меня. Я понял: то, что я вижу, вовсе не было городом, а лишь выглядело как город. Вокруг меня возвышалось все, что угодно, только не здания.

У этих построек не было ни окон, ни дверей. Возможно, это были какие-то скульптуры и обелиски, или гигантские надгробья… Символы… Могильный кенотаф города, красочный муляж, фальшивый, словно блюдо с восковыми фруктами.

Нет, все же я видел и окна, и двери… Но они были каменными, как и всё вокруг. Казалось, будто бы город был целиком вырезан из скалы. И тот, кто сделал его, не знал, как устроены здания, для чего нужны окна и двери.

Но и эта мысль была ложной: фигуры состояли из разных материалов, плавно перетекавших из одного в другой… То, из чего все это вытесали, должно было иметь заранее определенную внутреннюю структуру, чтобы синее стало окном и дверью, а красное – карнизом и крышей. Так вырезают миниатюрные камеи из слоистых камней, выявляя светлые женские головки на темном фоне.

Я трогал и близко рассматривал стены. Они состояли из мраморов и гранитов, гвельфов и гибеллинов, из черного базальта и розового лабрадора.

Каким-то ужасом веяло от этого лабрадора, цветом напоминающего человеческое тело.

Была ложной и мысль о том, что город из камня высечен. Нет, я не видел никаких следов обработки: город рос и развивался сам, из какой-то странной подземной субстанции. Это было похоже на восковые натеки, только всплывающие снизу-вверх и формирующие в итоге целую, ровную свечу.

Почему-то отчетливым было впечатление, что все это именно растет снизу вверх, медленно встает, а не наоборот – растекается из уже готового создания. Только движение было незаметно, будто бы стрелка часов ползет.

Я подумал: а куда и зачем я иду по этим улицам? Почему я иду именно туда? И действительно ли улиц много, и мое пространство разветвляется, и у меня есть выбор, или все это – просто одномерный коридор с ярко раскрашенными декорациями?

Я резко свернул в боковой переулок, но он оказался тупиком. Я свернул еще и еще, но тщетно: все боковые проходы кончались бутафорией: глухими дворами, стенами или скалами, уходящими ввысь.

Один из переулков раскрылся в небольшую площадь, посередине которой стоял кальмар. Этот каменный кальмар, точнее, статуя кальмара, была водружена на невысокую черную плиту, опираясь на нее мощными щупальцами, напоминающими эрегированные фаллосы.

И тут я услышал далекий женский крик… Я понял, что город строится специально для меня, что эта улица – ловушка, и ведет она меня к какой-то своей цели, заранее определенной и страшной. Я шел и все отчетливей слышал крики и стоны истязаемого существа.

Внезапно город кончился входом в туннель. Я увидел просторный зал, щедро освещенный через круглое отверстие в потолке.

Посреди зала женщина лежала на полу. На нее напал огромный черный кальмар, он душил и мучил ее, она громко кричала.

Я бросился вперед, но замер в нескольких шагах, потому что влип во что-то вязкое, слизистое, сильно держащее мое тело на месте. Я не сразу понял, что эта женщина – ты… Я бился в невидимой паутине – в нескольких шагах от места, где ты умирала.

И вдруг ты увидела меня. В твоих глазах стояли слезы боли и отчаянья, твой взгляд умолял, заклинал, приказывал… Ты простерла ко мне руку с дрожащими пальцами…

В этот миг чудовище повернуло голову и тускло посмотрело на меня, выпустив чернильный заряд тошноты и страха, мгновенно выбросивший меня на поверхность реальности, со всем моим позором, бессилием, болью… Я проснулся в ужасе и тоске.

[Конец]

Смутно помню, когда я написал этот рассказ. Если честно: я вовсе его не помню. Судя по почерку – ровный, крупный – это было где-то лет в двадцать пять-семь. После тридцати мой почерк изрядно испортился, измельчал, наклонился, обуглился – от пьянства, что ли? Или просто вместе с моей юностью ушел из меня какой-то другой человек… Ушел, плотно закрыв за собой дверь, не оглянулся на меня.

Мысль № 6

Боже мой, как ясно я помню спину ее, уходящей Аннушки моей! Это было где-то за год до расставания. Мы должны были встретиться в ЦДЛ, я шел от метро. И вдруг увидел ее впереди: в длинной коричневой шали с бахромой, медленно идущей по льду.

Я не стал ее нагонять, а просто двигался за нею, играя в тень. Помню, пришла мне тогда мысль: это репетиция расставания, кадр из будущего.

Я знал, что должен расстаться с нею. Вычеркнуть ее из мой жизни. Я не мог выгнать ее. Я ждал, когда она уйдет сама.

Мысль № 7

Я бы мог сочинять какую-нибудь православную или патриотическую чушь для толстых журналов, или демократическую чушь для других толстых. Мог бы стать жанровым – сочинять, словно какой-то Тюльпанов, мерзкие детективы с пятьюстами слов запаса, женские романы, нон-фикшен какой-нибудь – о том, как стать богатым и счастливым, об одежде, еде и жилье… Возможно, я бы так и делал, если бы не имел постоянного пожизненного дохода.