Человек-тело

– И тебя давно не видела. Кажется, что еще давнее, чем ее… – задумчиво добавила она, дважды вскинув ресницы и осмотрев мой монумент с головы до ног и обратно. – Ты просто катастрофически изменился. Как ты мог так похудеть?

– Разве? – буркнул я рассеянным голосом.

Вот что удивило ее на пороге… Не рассказывать же ей о чудесной диете и упражнениях. О том, что я два раза в день встаю на весы. Образ этого нелепого грушевидного старика, который, задерживая дыхание, раскачивается на весах, чтобы соответствовать своей юной жене, был омерзителен и жалок. Мне вообще омерзителен мужчина, который заботится о своей внешности – выбирает одежды, вертится перед зеркалом.

– Рак у меня, – вдруг сказал я. – Цирроз печени на последней стадии. Вот я и худею.

Ленка неожиданно вскрикнула, ударив себя пальцами по губам. Будто и забыла о моей манере шутить с серьезном лицом, шутить часто с очень серьезными вещами.

Бедная моя, толстая девочка. Ты так и исчезла под знаком этой шутки. А может, и наоборот – богатая девочка. Исчезла не из того мира, где остался он – тот, кто бросил ее во имя другой, а сам еще жил в мире долго, жил припеваючи, с другой женщиной, моложе и милее, облизывая и обрызгивая ее. Если, конечно, были у Ленки какие-то мысли, а человек-тело – так себе, фантазия.

Ленка умерла в больнице, в реанимации, спустя четыре дня, о чем я узнал лишь от коммунальной активистки, которая пришла собирать деньги на венок от жильцов. Та почему-то была удивлена и озабочена тем, что я не ведал о скоротечной болезни и смерти соседки. Скорее, весь дом знал о нашей многолетней связи, они обсуждали нас, они мысленно представляли себе, как совокупляются эти два внушительных овоща, изрыгая на простыни семечки и сок.

Я так и не узнал, что означала запятая в ее речи и что такого хотела сообщить мне о моей первой жене ее бывшая подруга. Перелив суп в кастрюлю соседки, я поднялся к себе. Вскоре вернулась Вика, обвешенная гирляндами еды, как новогодняя елочка, и мы предались вечернему пиру, в то время как несчастная женщина семью этажами ниже поедала отраву, которую я, знаменитый грибник, написавший рассказ о грибах, собрал для нее в лесу. Вике я, между прочим, соврал, что суп вылил в мусоропровод.

2

Не знаю, какой из этих грибов оказался ядовитым. Были в нашей корзине сыроежки, зонтики, рядовки, поплавки. Несколько подберезовиков и белых. Переросшие осенние опята.

– Грибное отравление, – сообщила соседка-активистка.

Не думаю, что у Ленки были какие-либо грибы, кроме моих. Я залез в интернет и долго бродил по грибным сайтам, словно вновь по осеннему лесу. Бледную поганку, оказывается, как раз и путают с сыроежкой, поплавком или зонтиком. На одной из этих игривых фоток белый гриб возвышался над жалким оплеванным презервативом.

Я вдруг представил странного такого человека. Идет он по лесу, а в руке у него шприц. Видит гриб, нагибается и делает грибу укол. Ядовито ухмыляясь, идет дальше, любуясь осенними лучами в кронах елей. Очень ядовитый человек.

Я знал таких людей. Один мой одноклассник маниакально сыпал пакетики соли в пирожные, которые продавались в магазине на лотке. Мне был непонятен смысл его пакостничества. Он не мог видеть последствий своей идиотской шутки. Лишь в новые времена я понял, что такой человек далеко не уникален. Типичный характер хакера, который запускает вирус в сеть, и не важно ему выражение лиц тех людей, которым он испортил игру. И человек со шприцем отравы, колющий в лесу белые грибы, не представляется таким уж фантастическим. Я не люблю человечество как вид и имею на это вполне разумные основания. Что толку от каких-то хороших людей, если один ублюдок может отравить жизнь миллионам? Гитлер какой-нибудь или Горбачев. Это уже похуже мальчика, который колет отраву в грибы. Светлая, вечная тебе память, Леночка. Девочка, которая любила меня.

3

Удивительно. Неделю не раскрывал эту тетрадь. В моей жизни, оказывается, происходят события, словно в дешевом мягком триллере. Позвонил какой-то человек, настоятельно потребовал позвать меня к телефону, несмотря на то, что Вика отбрыкивалась, прилежно исполняя роль сердитого секретаря.

– Это из милиции! – громким шепотом сказала она, зажав ладонью рот трубке и округлив глаза.

Фамилия следователя была Пилипенко: он, видимо, прибыл с солнечной Украины, то есть, являлся гастарбайтером[2]. Впрочем, акцент этого человека был легкий, едва уловимый: возможно, следователь Пилипенко гастролировал в Москве уже не один десяток лет или даже с самого своего рождения.

Это был высокий худой парень лет тридцати пяти, единственной примечательной чертой его лица были круглые, как у Леннона, очки, которыми он пользовался, словно каким-то особенным оператором пространства: то снимет, то водрузит, то на лоб поднимет, то на нос опустит.

Я прекрасно понимал, по какому поводу вызван… Странное свойство моей натуры: я чувствую себя виноватым просто так, просто от того, что меня обвиняют. В детстве краснел, тупился и путался в таких случаях, а со стороны казалось, что я виновен и выдаю себя.