Из-за чего все началось? Из-за отсутствия вареного кофе и горячей воды.
То есть, как только ты лишился комфортных вещей. Минимальных даже…
Но волнение, предчувствие как объяснить?
Забрал Диму. Приехали ко мне домой. Тогда мы монтировали программу дома. Зашел в зал — включил свет. Хлопок. Лампочка перегорела.
Зашел в другую комнату, чтобы там лампочку выкрутить, предварительно включил свет посмотреть, горит лампочка или нет. Хлопок, и эта перегорела.
Ладно.
Дима с опаской включил компьютер, слава Богу, что вчера записанный с таким трудом звук цел.
Монтируем целый день. Воды нет. Сверху кто-то сверлит.
Пошел к соседке по площадке узнать про воду. У нее вода есть. Набрал у нее канистру, попили с Димой чаю. Кофе-то закончился.
Позвонила знакомая, я напрягся, неужели и от нее ждать дурного? Ведь понимаю, что бред. Понимаю! Но жду…
Нет. Просто встреча перенеслась.
Встречу с другом тоже отложили.
Вечером отвез Диму.
Жду в машине Наташу после английского. Смотрю, как собака загнала на дерево кошку.
Приехали домой. Уже машину на стоянку ставлю, заметил, что бензин заканчивается, так… я насторожился. Надо съездить, заправиться, подумал, а может, сейчас и произойдет что-то нехорошее, ведь день не зря такой чувствовался. До двадцати четырех часов еще два часа. Мало ли что из-за этого бензина может на дороге произойти…
Решил рискнуть, заправиться.
Рискнуть — заправиться! Бред. Ну, бред же! Олег!
Выехал из дома. На дороге две аварии. Медленно, медленно объехал их. Заехал на заправку. Заправился, вернулся на стоянку.
Дома Наташа прочитала мою рецензию на новую книгу Гришковца. Ей рецензия не понравилась, в отличие от книги. Объяснила почему. Я не согласился. Она отчего-то разозлилась. Я объяснил ей, отчего я так написал. Она сказала, что моя манера иногда дает перебор. Когда я описываю действие. Зачем это надо? Зачем так писать, спрашивала Наташа: «Вот я встал. Поднял руку. Налил кофе». Кому это нужно?
Я не стал спорить. Уже поздно совсем.
Завтра рано вставать. Монтаж.
Мы ушли спать.
Я еще успел перед сном сказать ей, как плохо мне было без воды. Целый день без воды.
Уснули…
И уже через сон я услышал какой-то скрежет.
Поднялся с постели. Прислушался. Что-то происходило на кухне.
Пошел на кухню.
Вот она — вода! Нас затопили! С потолка льется на пол, на посуду, на стол, на газовую печь — вода.
Три часа ночи. Я пошел разбираться. Никто из соседей уже не спал. Затопили все пять этажей. На пятом этаже сантехники меняли трубы. Поэтому утром и не было воды. Днем они сверлили стены. Какой-то камень попал не туда. Воду дали. Она пошла между плит. Пять этажей залило.
Я даже немного задумался о том, а не подать ли на них в суд. Выбить из них денег за ущерб. Только что ремонт сделали. Подвесной потолок, обои…
А потом подумал: «Может, высохнет к утру…»
И пошел спать.
И уже ложась, думал о том, что хорошо все же, когда «Нет». Ну, нет чего-нибудь…
Кофе нет. Или вот воды бы не было и не залило бы.
А квартиры бы не было и не жалко было бы подвесного потолка и свежего ремонта. А жены не было бы, и никто бы правду о твоих рецензиях и стихах бы не говорил. А жизни бы не было и умирать не надо было бы.
Потом я подумал, что такой подход практикуют буддисты.
А потом пытался вспомнить имя хоть одно буддиста, кроме принца Шакьямунти, и не вспомнил. Нет таких. Все в нирване.
А те, кто что-то ищут, православные, католики, иудеи, мусульмане — имена известны. Мучаются по жизни, страдают, пишут об этом книги и музыку, снимают кино. И ищут, ищут, чтобы было! А не чтобы «Не было».
А буддисты не ищут. Знают, что «Нет».
И искусство, выходит, бесполезная вещь, только как побочный продукт, рожденный, как отработанный шлак, во время поиска руды.
Я встал с постели, открыл ноутбук и написал вот этот шлак.
Я зашел в Музейный центр на Стрелке примерно в 13.35.
Спустился на первый этаж. Повернул направо. Зашел в приемную директора.
— Здравствуйте, Алена, Шубский у себя? — спросил я у секретарши.
— Здравствуйте, у себя, можете зайти.
Открыл двойную дверь в кабинет. Зашел. Шубский сидел за столом. Читал.
— Здравствуйте, Михаил Павлович.
— О! Здравствуй, Олег! — сказал приветственно директор музейного центра и вышел мне навстречу из-за стола.
— Присаживайся, — показал он на столик для разговоров.
Мы сели за столик. На нем лежала газета. Газета называлась «За Сталина!».
— ? — улыбнулся я.
— Это мне принес сегодня их главный редактор, — прокомментировал Михаил Павлович, — там архивные материалы в отчетах Берии о том, за что и как были переселены в 1944 году, за пять дней, девятьсот тысяч чеченцев и ингушей.
Интересно то, что редактор этой газеты в 91 году был ярым демократом, как мог, участвовал в разрушении компартии, за что был, как он утверждает, гоним властями, и ему пришлось эмигрировать в Америку.
Там он с женой лет десять прожил. Родили детей. Но вот года два назад вернулся в Красноярск и теперь стал ярым сталинистом. Даже газету выпускает.