— Да, я его знаю… Но Боже мой, где я нахожусь? В подземке? Или посреди улицы? Мне кажется, все-таки у себя в квартире я могу рассчитывать…
Управляющий быстро ретировался.
— Ты не отвечала ни на телефонные звонки, ни на звонки в дверь…
— Вот как? — перебила она меня. — Да будет тебе известно, что я не слышу этого дурацкого аппарата, когда работаю… Но что тебе все-таки нужно? Сегодня я слышала сообщение по радио и поняла, что у тебя все в порядке…
— В порядке, — растерянно подтвердил я. — Но я очень боялся за тебя…
— Чего же за меня бояться? — спросила она, вставляя в машинку новый лист бумаги. — У меня тоже все в порядке.
— Кроме того, мне хотелось тебя увидеть и поблагодарить…
— Да, да, конечно… — ответила она машинально и продолжила стучать на машинке. Казалось, она уже забыла о моем присутствии.
Я подошел к столу и, взяв в руки только что отпечатанный ею листок, прочитал:
«От страха он не мог шевельнуться.
Тлеющая сигарета жгла ему пальцы, но Фрэнк боялся ее погасить. Ему казалось, что если он ее бросит, то разбудит всю округу.
— Выходи, Джексон! — крикнул полицейский с южным акцентом. И, выждав какое-то время, заключил:
— Видимо, все-таки ушел, но был здесь точно.
Надо позвонить хозяйке бунгало, сообщить, что в ее гараже разбита форточка.
Мак, у тебя, случайно, нет с собою ее городского телефона?»
Я положил листок обратно на стопку напечатанных страниц и, обойдя Сузи со спины, взял другой, чистый, слева от ее машинки. Потом отправился с ним в гостиную, уселся за маленький столик и написал:
Я оставил записку на видном месте, придавив ее пепельницей, и бесшумно ушел. Я вовсе не был в обиде на столь негостеприимный прием. Напротив, мне стало очень радостно на душе. Я понял: у молодой писательницы Сузи Петтон кончился творческий кризис — она увлеклась новой работой.