Человек в черном

– Не кажется ли он утомленным своим пребыванием в этом доме?

– О, напротив! Он чувствует благодетельное влияние обители. Мы провели вместе несколько отрадных часов.

– Можете ли вы что-нибудь сообщить еще?

Мистер Мортльман скрестил руки на груди и низко поклонился.

– Я должен сообщить о себе самом, отец мой, я согрешил от самонадеянности. Я вообразил, что мистер Ромейн не женат, как и я.

– Говорил я с вами об этом?

– Нет, отец мой.

– Так вы не совершили никакого греха, вы только сделали извинительную ошибку. Как вы были введены в заблуждение?

– Вот как, отец мой. Мистер Ромейн говорил о книге, которую вы были так добры прислать ему. Его в особенности заинтересовали в ней мемуары о знаменитом английском кардинале Эктоне. Постепенность, с которой его преосвященство достиг звания князя церкви, как показалось мне, пробудила в моем друге стремление к новому призванию. Он спросил меня, не чувствую ли я влечения вступить в духовенство. Я ответил, что действительно стремлюсь к этому, если только окажусь достойным. Он казался глубоко взволнованным. Я осмелился спросить, не имеет ли и он такой же надежды. Он невыразимо огорчил меня. Он вздохнул и сказал: «Я не питаю такой надежды, я женат». Скажите мне, отец мой, умоляю вас, дурно я поступил?

Отец Бенвель подумал немного.

– Мистер Ромейн ничего не сказал больше? – спросил он.

– Ничего, отец мой.

– Вы пробовали возвращаться к этому разговору?

– Я думал, лучше будет молчать.

Отец Бенвель протянул руку.

– Молодой друг мой, вы не только не сделали дурного, вы выказали самую похвальную осторожность. Я не буду более отрывать вас от ваших обязанностей. Ступайте к мистеру Ромейну и скажите ему, что я желаю с ним говорить.

Мортльман опустился на одно колено и просил благословения. Отец Бенвель поднял, по обычаю, два пальца и благословил его.

Условия человеческого счастья выполнить легко, если мы правильно понимаем их. Мистер Мортльман ушел вполне счастливым.

Оставшись в одиночестве, отец Бенвель принялся ходить взад и вперед по комнате. Беспокойство, отразившееся на его лице, перешло теперь из боязни в волнение.

– Попробую сегодня! – сказал он себе и остановился, подозрительно осматриваясь вокруг.

Но только не здесь, решил он, а то скоро это сделается предметом разговоров. У меня дома будет безопаснее во всех отношениях.

Он опять успокоился и вернулся на свое место.

Ромейн отворил дверь.

Двойное влияние – обращение в другую веру и жизнь в обители – сильно изменили его. Его обычная подозрительность и напряженность исчезли, а вместо них явилось выражение приятного и задумчивого спокойствия. Все его печали были теперь в руках духовника. В движениях была спокойная размеренность, а в улыбке блаженная ясность.

– Любезный друг, – сказал отец Бенвель, пожимая дружелюбно руку Ромейна, – вы были согласны последовать своему совету, вступая в этот дом, послушайтесь опять меня, если я скажу вам, что вы достаточно пробыли здесь. Вы можете вернуться сюда через некоторое время, если пожелаете. Но сперва я хочу сообщить вам нечто и предлагаю гостеприимство в моем доме.

В другое время Ромейн попросил бы объяснить столь внезапную необходимость оставить обитель, теперь же он покорно принял совет своего духовника.

Отец Бенвель сделал необходимое сообщение настоятелю, и Ромейн простился со своими друзьями в обители.

Высокопоставленный иезуит и богатый землевладелец с подобающим смирением уехали в кебе.

– Надеюсь, я не огорчил вас? – спросил отец Бенвель.

– Я только с нетерпением желаю послушать, что вы скажете мне, – отвечал Ромейн.

III. Жатва собрана

Проезжая по улицам, отец Бенвель все время разговаривал о новостях дня, как будто ничего другого не было в его мыслях. Продержать собеседника в недоумении в некоторых случаях было полезно. Это оказывало положительный эффект, особенно на человека с характером Ромейна. Даже когда они приехали на квартиру, патер все еще медлил и не приступал к разговору, о котором обещал.

Как гостеприимный хозяин, он спросил:

– В обители завтракают рано. Что я могу предложить вам?

– Мне ничего не нужно, благодарю вас, – ответил Ромейн, с усилием преодолевая досаду за ненужную проволочку.

– Простите меня, я боюсь, что нам предстоит продолжительный разговор. С нашими телесными нуждами, Ромейн, – извините меня, что я позволил себе дружескую вольность, опустивши формальное «мистер», – нельзя шутить. Бутылка моего отличного бордоского и несколько бисквитов не повредят нам.

Он позвонил и отдал необходимые приказания.

– Опять сырой день! – продолжал он весело. – Я надеюсь, что вы не поплатитесь ревматизмом за то, что провели зиму в Англии? Ах, эта славная страна положительно была бы совершенством, если б имела восхитительный климат Рима!

Принесли вино и бисквиты. Отец Бенвель наполнил стаканы и любезно поклонился гостю.