– Надеюсь, вы в лучшем расположении духа с тех пор, как приехал ваш товарищ? – спросил я.
– Я очень рад, что Пенроз здесь, – ответил он и затем, нахмурившись, стал смотреть в окно на гулявших по саду двух дам.
Я подумал, что, быть может, мистрис Эйрикорт занимает обычное фальшивое положение тещи. Но ошибся. Ромейн не думал о матери своей жены – он думал о жене.
– Вы знаете о намерении Пенроза обратить меня? – спросил он вдруг.
Я был с ним весьма откровенен и ответил, что не только знал, но и способствовал его намерению.
– Могу я надеяться, что Артуру удалось убедить вас? – решился я прибавить.
– Он, вероятно, преуспел бы в своем намерении, если бы захотел продолжить.
Этот ответ, вы легко можете себе представить, застал меня врасплох.
– Неужели вы оказались таким неподатливым, что Артур отчаялся в вашем обращении? – спросил я.
– Нисколько! Я думал об этом, много думал и могу сказать, что был готов идти ему навстречу.
– В чем же тогда затруднение? – воскликнул я.
Он указал через окно на жену.
– Вот оно, – сказал он с иронической покорностью.
Хорошо зная характер Артура, я, наконец, понял, что случилось. С минуту мне действительно было досадно. Но при этих обстоятельствах благоразумие требовало, чтобы я молчал, пока не буду в состоянии говорить с примерным хладнокровием. Человеку в моем положении не следует выказывать своего гнева.
Ромейн продолжал:
– В последний раз, когда вы были у меня, мы говорили о моей жене. Тогда вы знали только то, что прием, оказанный ею Винтерфильду, побудил его решиться никогда больше не бывать у меня. Чтобы вам далее было известно, как меня желают держать «под башмаком», сообщу вам, что мистрис Ромейн приказала Пенрозу отступиться от своего намерения обратить меня. По взаимному согласию мы уже никогда не касаемся этого вопроса.
Горькая ирония, слышавшаяся до сих пор в его голосе, исчезла. Он проговорил это поспешным и озабоченным тоном.
– Вы не будете сердиться на Артура? – спросил он.
Тем временем мой припадок неудовольствия миновал, и я ответил – и, в известном смысле, совершенно искренне:
– Я знаю Артура слишком хорошо, чтобы сердиться на него.
Ромейн, казалось, почувствовал облегчение.