Человек в движении

Нам постоянно приходилось ломать голову еще над одной проблемой: обстановка в нашей команде все более осложнялась. Теперь, кроме Майка, нас сопровождал Брайан Роуз — здоровенный покладистый парень тридцати пяти лет, альпинист и вообще человек закаленный, он был также владельцем магазина спортивных товаров в Ванкувере. К нам он присоединился на небольшой срок — для организации и подготовки маршрута. В количественном плане у нас был полный комплект, но прежние ошибки повторялись вновь и вновь.

Все друг на друга огрызались, в том числе и я сам. Ребятам я, наверное, казался каким-то несносным типом. Что до меня — мне казалось, что я требую с них не строже, чем с самого себя. Все это создавало большую нервозность, и Аманде приходилось не легче, чем остальным. Она мне это выложила напрямик — швырнула в меня тарелкой с салатом.

Мы сидели и ужинали в нашем номере в мотеле неподалеку от Веллингтона. Главным нашим блюдом был очередной спор по какому-то поводу — их у нас в те дни хватало. Внезапно она взорвалась, протянула руку, схватила тарелку с салатом и швырнула ею в меня.

Ах, так? Я схватил свой салат и швырнул в нее.

«Я ухожу!» — крикнула Аманда и кинулась в дверь, прихватив с собой лишь сумочку и паспорт.

«Отлично!» — крикнул я ей вслед.

Какое-то время я просто сидел, кипя от злости. Потом задумался. Из окна мне было видно, как она идет по улице и плачет. Происходило все это в сельской местности — по обе стороны дороги поля и кустарник. В таком месте можно ждать чего угодно.

Я вскочил в свое кресло и помчался в сумерках вдогонку за нею. Аманда обернулась и увидела меня. «Вещи мои можешь выслать позже!» — крикнула она мне и побежала.

Бежать-то она бежала, только я ехал на каталке, причем я хотел нагнать ее и нагонял. Когда она увидела, что я ее догоняю, она свернула в сторону, перепрыгнула через забор и понеслась к зарослям. Вот тут-то я испугался. Я почувствовал свою беспомощность. Она была такая молодая и красивая, и совсем одна в незнакомой стране, где одному Богу известно, какие могли подстерегать опасности, — а я не мог быть рядом с ней.

Совершенно подавленный, я поплелся назад к мотелю, где разыскал Майка. Он сразу же помчался за ней. Она была далеко, мы едва могли различить ее. Он перепрыгнул через ограду, догнал ее, а потом долго о чем-то с ней говорил. Она вернулась, и тут уж мы высказали друг другу все, что у кого наболело.

К тому времени я начал понимать, что ей, вероятно, действительно следует отправиться домой. Усталость, которая впервые дала о себе знать в Риме, была столь велика, что она не могла с ней справиться.

И дело тут было не только в самом турне и связанных с ним проблемах. Ей также постоянно приходилось справляться с положением, когда она находилась как бы между двух огней. Для остальных членов экипажа она была моей девушкой, а значит, во всех наших разногласиях они ассоциировали ее со мной. Но с другой стороны, она была таким же участником группы, как и остальные, во всех наших повседневных делах. Аманда стала как бы буфером между мною и ребятами, между мною и нашим оффисом. А когда мне требовалось облегчить душу и выговориться с кем-то перед сном, то все это ложилось дополнительным бременем на нее.

Нагрузка оказалась слишком тяжелой. Она просто не могла с этим справиться. И как бы я ни хотел иметь ее рядом с собой, лучше было расстаться и встретиться вновь, когда все будет закончено, чем рисковать нашими отношениями, вынуждая ее остаться. Когда мы добрались до Веллингтона, стало ясно: необходимо чего-то предпринять.

Я усадил ее перед собой и долго с ней говорил. Я сказал ей, как я ею дорожу, сколь важны для меня наши отношения и как я хочу, чтобы так было всегда.

«Итак, — сказал я ей, — по-моему, будет лучше, если ты уедешь домой».

Меня это потрясло не меньше, чем ее. Критическая черта была перейдена. Мои слова поставили окончательную точку. И тут мы наперебой начали спрашивать друг друга: «Ты думаешь, это возможно?», «Неужели мы вместе не можем все исправить?»

Аманда искренне считала, что от ее дальнейшего участия в турне зависит сохранение наших отношений, что одно невозможно отделить от другого. Я же был убежден, что наши отношения сохранятся, даже если Аманде придется уехать. Много ли найдется пар, способных вынести постоянную близость в течение двадцати четырех часов, и так каждую неделю два с половиной года подряд, да еще в подобных условиях, и при этом не утратить любовь друг к другу?

Обещаний мы друг другу никаких не давали. Нам было ясно одно: мы достигли критической точки. И я ничем не мог облегчить сложившееся положение. Аманде предстояло заглянуть в себя поглубже, победить терзавшие ее душу страхи и поставить все на свои места. Поскольку наши отношения так много для нее значили, она с этим справилась.

И никаких больше швыряний едой. Впредь мы все будем решать мирным путем, даже если и придется спорить. Но поскольку мы оба эту кашу заварили, расхлебывать ее тоже нужно было нам обоим. А уж дальше мы как-нибудь разберемся с нашей жизнью.