Человек в движении

Потом я обжег ногу. И слава Богу, что я ее обжег. Случилось это в июне 1975 года, в тот самый год, когда я должен был закончить школу. К этому времени я начал убеждаться, что спортивные состязания, как и ухаживание за девушками, вовсе не столь уж недоступны для меня. Один человек, звали его Стэн Стронг, увлек меня идеей спорта для инвалидов-колясочников (к этому мы еще подойдем), и вот я оказался в Монреале в составе третьеразрядной команды по баскетболу на Всеканадских играх инвалидов-колясочников. На меня это произвело прямо-таки отрезвляющее действие. Поражали недюжинные атлетические способности этих людей. Я замечательно провел время и вот сидел в душевой все еще полусонный после вчерашней ночной спешки на аэродром, чтобы не опоздать на самолет домой. Итак, я повернул кран горячей воды, уверенный, что пройдет какое-то время, пока она действительно нагреется, как это обычно бывало у нас дома, и задремал. А она хлынула горячая, словно кипяток, как только я открыл кран. Левая ступня оказалась под струей, а поскольку ноги у меня лишены чувствительности, я и не заметил, как ее начисто ошпарило.

По счастью, окончательно свариться нога не успела, но за тот месяц, что потребовался на ее заживление, мне пришлось испытать целую вереницу новых огорчений. Кроме того, я лишний раз осознал всю ценность того, что я умел делать, пока не ошпарил ногу. Оказывается, мне удалось кое-чего достичь, а я-то все принимал как само собой разумеющееся. Я мог водить машину, значит, у меня имелось средство передвижения. У меня были костыли и скобы, значит, я не был прикован к каталке. Теперь я лишился этих преимуществ.

Машину я водить мог, но при травмированной ноге скобы отпадали, а это значит, что я оказался прикованным к креслу, если хотел добраться куда-нибудь недалеко. Передвигаться на каталке по дому — сущее мучение! Это было хуже, чем раньше. Хуже, потому что я уже успел ощутить вкус к тому, чтобы обходиться без посторонней помощи. А теперь моим домашним во всем приходилось мне помогать. И я снова начал к этому привыкать. Однажды я подъехал к дому и начал нажимать на сигнал, чтобы Брэд спустился и помог мне войти внутрь. Без скоб мне это было самому не под силу. Он мне уже до этого помог дойти от дома до джипа, когда я уезжал. И вот я вернулся и хотел теперь попасть в дом.

— Потерпи минутку, — крикнул Брэд. — Я занят.

Занят? Что он хочет этим сказать? Разъяренный, я вновь начал сигналить, на этот раз громче. Он все не идет. Вот тут-то я прямо взорвался от злости. Распахнув настежь дверь Бронко, я выполз на землю и сидя, кое-как пополз к дому. Куда все запропастились? Ведь я же сигналил. Почему ко мне никто не вышел?

Во всем этом, однако, кое-что было. Я был выведен из равновесия. Я был в ярости. Но, однако ж, я смог добраться до двери. И вдруг меня осенило. Хей! На кой черт тебе нужна их помощь! Ты и сам сумеешь справиться! И я понял, почему злюсь на них. Я злился, потому что снова не мог обойтись без чьей-то помощи. Я вновь оказался в зависимом положении, потому что не мог ходить на скобах. Когда я их носил, многое мне было по силам. А если так, то, возможно, постепенно я бы осилил и много чего еще…

Вот как все получилось. Теперь поняли? Из-за ожога ноги я лишился скоб, лишился той независимости, что приобрел благодаря им и которую так научился ценить. Произошла как бы внутренняя переориентация. Теперь я мог сосредоточиться на том, что уже умел делать, и при этом учился принимать помощь там, где был еще бессилен.

Следующая важная ступень — овладение конкретными навыками и применение их без какой-либо помощи извне — была освоена в следующие два года в результате целого ряда последовательных действий. Именно благодаря одному из этих действий я оказался брошенным физиономией вниз прямо в реку Фрейзер, сверху меня придавило кресло-каталка, и было это за много миль от ближайшего жилья. Лежу и думаю: «Как же мне теперь отсюда выбраться?» В то время я жил в Ванкувере и посещал лекции в Университете провинции Британская Колумбия. Жизнь моя там складывалась довольно гладко. Я участвовал в соревнованиях инвалидов-колясочников. Вскоре я должен был получить диплом преподавателя физкультуры. У меня были друзья, я участвовал в общественной жизни. Но время от времени это застарелое чувство зависимости возьмет да и навалится на меня.

И вот в тот самый день меня потянуло в глухомань, на рыбалку, но все, кого я звал себе в компанию, лишь отнекивались да отмахивались. И я поймал себя на мысли: «Ах, вот как! Значит, если они не могут, то и я не могу?»

Потом я понял, насколько все это глупо. В те дни настроение у меня было совершенно иное, чем в Уильямс-Лейке. Я уже успел попутешествовать в одиночку, и немало. Правда, в глухомань не залезал, но это непринципиально. Ведь я вырос в глуши. Рыбалка-то такая же, как прежде. А я разве стал другим?