Человек в движении

Мы уже сорок пять минут стояли у транспортерной ленты для выдачи багажа в лондонском аэропорту Хитроу, тщетно высматривая чемодан с нашей биркой, когда я наконец понял, что бирка-то эта относится к моему креслу, в котором я все это время сидел. Может быть, это следовало истолковать как некое предупреждение.

А вскоре выяснилось, что день отдыха у нас отменяется, потому что кто-то организовал нам на сегодня встречу (на которую не пришли представители прессы, не было там и никаких знаменитостей, и даже школьники опоздали).

Дон потерял свой паспорт и вкладыши с визами европейских стран (это означало, что ему придется две недели оставаться в Лондоне и улаживать всю эту волынку); а Уэнди Робертсон, которую мы послали вперед для подготовки мероприятий на маршруте по Англии, подхватила грипп или какой-то вирус, из-за чего она не смогла сделать то, что ей было поручено. (Когда мы с ней обменялись рукопожатием, у меня возникло ощущение, что микробы буквально перепрыгивают с нее на меня.) Из-за этого на Тима легла дополнительная нагрузка, а у него и без того был такой вид, словно он постарел на пять лет. Нэнси улетела в Ванкувер, чтобы заняться кое-какими делами в оффисе, Тим, Ли и Уэнди отправились в Ирландию, чтобы провести там дополнительную рекламную работу и подготовить почву к моему приезду, а мы с Амандой валились с ног от гриппа, как полудохлые собаки. Да, веселенькое время ждало нас в Англии.

Наши самые мрачные предчувствия оправдались полностью.

Вероятно, если бы мы так ужасно не разболелись, если бы у нас была пауза, чтобы перевести дыхание между отлетом из Майами и прибытием в Лондон, все могло бы получиться не так плохо. Но у нас не было даже свободной минуты.

Из Майами мы самолетом отправились в Торонто. Исключив из нашего маршрута участок вдоль атлантического побережья США, мы надеялись успеть в Европу и в Азию в такое время года, когда погодные и климатические условия будут наиболее благоприятными для путешествия на коляске. По возвращении же в Соединенные Штаты мы собирались возобновить маршрут в Майами, добраться вдоль побережья до Ньюфаундленда, оттуда свернуть налево и двинуться на Ванкувер. Целый день в Торонто у нас ушел на встречу с прессой, затем мы вылетели в Оттаву, где нас ждал еще один такой же день, включавший также и прием в парламенте, на котором главенствовал спикер палаты представителей, — там мне была предоставлена возможность обратиться с речью к лидерам страны, которых было немало среди гостей.

Затем мы сломя голову понеслись в аэропорт, чтобы не опоздать на обратный рейс в Торонто, где нам предстояло завершить кое-какие дела на следующий день.

Начались они в шесть утра с интервью канадскому телевидению, а закончились в час ночи радиоперекличкой «Человек в движении» — программа передавалась в Ванкувер через спутник связи, — в результате чего нам удалось собрать 76 тысяч долларов. (Мать Аманды — Элисон, внесла 500 долларов. Когда я узнал ее голос, то чуть не завопил: «Спасибо, Элисон!») А в перерыве у нас был завтрак в отеле «Онтарио плейс» с Джоселином Ловеллом, бывшим чемпионом по мотогонкам, который оказался частично парализованным в результате столкновения с грузовиком-мусоровозом во время тренировочного заезда в 1983 году; потом мы стремглав понеслись в Брэнтфорд, провинция Онтарио, на банкет в честь открытия ежегодного теннисного турнира с участием знаменитых людей, который был организован Уэйном Грецки, — на нем проходил сбор пожертвований для оказания помощи слепым. Я сидел за главным столом рядом с такими людьми, как Джеми Фарр (он играл роль Клингера в фильме «Военно-полевой госпиталь») и бывший судья из Национальной хоккейной лиги Брюс Худ. Аманда сидела за одним из столиков внизу, в зале, и я не мог строить ей глазки из-за Кубка Стэнли, который стоял передо мной и мешал мне с нею переглядываться.

Завтрак с Ловеллом оставил у меня несколько тревожное ощущение: он явно был убежден, что жизнь в кресле-каталке — это самое ужасное, что только может случиться с человеком, и это обстоятельство угнетало и расстраивало его до тех пор, пока он не нашел из него выход. Он сотрудничал с организацией, которая называлась «Общество спинного хребта», чей девиз был «Лечи, да не хлопочи», а символ представлял собой стилизованное изображение перечеркнутого наискосок человека в кресле-каталке, подобно тому как это делается на знаках «Курить воспрещается». Меня это расстроило: ведь, зачеркнув изображение и человека и кресла, им как бы отказывалось в праве на существование.

Мне также трудно было согласиться с философией, выраженной в девизе «Лечи, да не хлопочи», суть которой заключается в том, что все надежды, мечты, все время и энергия людей, страдающих повреждениями позвоночника, должны быть сосредоточены исключительно на поисках излечения. Позволю себе спросить: а как быть с их жизнью, пока они еще ищут?